;-) (Улыбочка)

(рассказ)

 

 «Улыбочка» посвящается всем любителям данеток и начинающим писателям –

ну, или всем начинающим писателям и любителям данеток

 

            - Эти редакторы знают своё дело, за каждого из них я могу поручиться головой или всем, чем захотите, - увещевал непоколебимого писателя Святослав Игоревич. - Они вытаскивали такие материалы, в которых не могли разобраться даже самые известные лингвисты! И я не преувеличиваю. Иногда я понимал, что данное... произведение написано на русском языке только потому, что видел мириады букв русского алфавита, бессмысленно и в беспорядке разбросанные по листам бумаги – и чаще всего это были старые толстые жёлтые листы плохого качества. Конечно, порой попадались и очень достойные, а то и талантливые и пару раз по-настоящему гениальные творения, но это такая редкость в наше время...

            - А вы встречали гениальные творения, напечатанные на старой бумаге с толстыми жёлтыми листами плохого качества? – прервал главного редактора Василий Пупкинский, начинающий писатель.

            - Не в бумаге дело... – хотел объяснить Святослав Игоревич, но его вновь перебил Пупкинский:

- И всё же.

- Да, мне случалось всякое перевидать на этой должности, - сдался главред.

- А мой роман, - растягивая гласные и с двойным ударением произнёс Пупкинский, - отпечатан как раз на такой бумаге.

- Но вы поймите... – бессильно начал Святослав Игоревич и по традиции был прерван писателем:

- В общем, мой роман не терпит критики.

«Это уж точно! – подумал Святослав Игоревич и сжал кулаки. – Если бы этот обалдуй не был сыном Алексея Петровича, я бы у корня пресёк нашу дискуссию и под локоточки выпроводил его в коридор. А в итоге мне приходится делать мучительный выбор между авторитетом издательства и личной безопасностью, ведь если я откажу Алексею Петровичу в услуге, то сразу попаду в список его злейших врагов. Господи! Почему нашему писателю не согласиться, чтобы его не совсем совершенный роман подправили мои лучшие люди? Это же не кто-нибудь – это Абзацин и Статеев! А если я применю силу, пускай даже внушения, то и на сей раз буду выглядеть... невежливым, и Алексей Петрович...»

- Но тогда выходит, что мы зашли в тупик. - Святослав Игоревич с театральным мастерством разыграл сильнейшую печаль. – Небольшая корректировочка поправила бы...

- Нет!

- Нет?

- Я не потерплю никаких соавторов: это полностью мой труд, и вся слава за него должна достаться мне, – отрезал Пупкинский и, чтобы добавить своим словам весомости, рубанул по воздуху ребром ладони, как бы отсекая все возможные контрдоводы.

«Обещаю, за свой труд ты получишь и от читателей, и от критиков, и от собратьев по перу, и от журналистов, и от других хороших людей – наверное, немного не то, на что ты рассчитываешь, но зато по чести и с избытком».

- Если так обстоит дело... – глубокомысленно изрёк Пупкинский и получил от Святослава Игоревича негромкое подтверждение в том смысле, что, да, к сожалению, так оно и обстоит. – Я сам исправлю свой труд!

«О!»

- О!

- Хотя не имею представления, что вас в нём не устроило.

- Не меня...

- Не волнуйтесь, я не обиделся.

- Я лишь...

- Текст идеален, однако я признаю, что у издательства есть правила, а читателям сложно отказаться от многолетних пристрастий...

Это тянуло уже не на «О!», а как минимум на «Ого!».

- ...и я пожертвую его первозданными чистотой, перфектностью и оригинальностью во имя...

?

- ...благой цели, - пространно закончил Пупкинский, взял бесценную рукопись под мышку и, попращавшись, покинул кабинет.

Святослав Игоревич, чтобы унять дрожь в руках и смочить пересохшее горло, жадно приложился к бутылке с минеральной водой...

 

 

Прошло пять дней. О Пупкинском никаких вестей, и это само по себе крайне тревожная весть. Что задумал этот гений прозаической мысли? О чём вёл он философские дебаты в моём кабинете? И не поджидают ли меня у дома «доверенные лица» Алексея Петровича с тяжёлыми полуавтоматическими аргументами в кобурах? Да нет, с чего бы! Я же никак не обидел его сына... вроде бы...

Святослав Игоревич сглотнул и опорожнил пятую за сегодня бутылку минералки.

А вдруг...

В кабинет вошли Абзацин и Статеев, лучшие редакторы в городе; увидев их, начальство вздрогнуло и уронило бутылку на пол – благо, пустую.

- Пупкинский?

Абзацин мотнул густой шевелюрой.

- Хоть что-нибудь??

- Всё по-прежнему, - сказал коротко остриженный Статеев, - сидит в папашином особняке, запершись в комнате.

- Он ест? – Святослава Игоревича не столько заботила судьба Пупкинского, сколько собственное здоровье, а это в настоящее время были взаимозависимые величины.

- Кто ж его знает, ест он или давно помер с голоду...

- Не говори так!

- ...но я уверен, что нам стоит надеяться на лучшее, - попытался успокоить побелевшего главреда Статеев.

Абзацин кивнул, соглашаясь с коллегой.

И не успел Святослав Игоревич приняться за шестую бутылку, как дверь распахнулась и в кабинете во всей красе предстал гражданин Пупкинский, державший под мышкой бессменную кипу жёлтых листов плохого качества. Главред удивился, не обнаружив под глазами писателя синяков, а на лице – мертвенную бледность. Святослав Игоревич никогда бы не предположил, что безвылазное сидение дома в течение целых пяти суток и румянец с округлым животом - это вещи, которые логически вытекают друг из друга.

- Вы хорошо себя чувствуете? – уточнил он для верности.

- Вполне нормально, - ответил удивленный вопросом писатель. – Я что-то пропустил? Или упустил?

- Нет-нет, но вы пять дней...

- Вы тоже о еде и прочем? – не дослушав, отмахнулся Пупкинский. - Я что, дурак или мазохист, чтобы добровольно над собой измываться?

- Нет, но...

- Батя делает к дому очередную пристройку, и на месте работ везде разбросаны верёвки, - объяснил Пупкинский, - я отвязал одну, обмотал вокруг батареи у себя в комнате, спустил в окно и лазил по ней, когда требовалось сходить в магазин или тянуло на прогулку. Но дело-то не в этом... – поспешно прибавил писатель, глаза которого загорелись от еле сдерживаемого азарта. – Я добился-таки поставленной цели!

- Вы исправили...

- Целиком и полностью – теперь уж никто не придерётся! Это я вам говорю.

Пупкинский размял руки, сел на стул, закинул ногу на ногу (для завершения картины «Маститый писатель» не хватало только дымящейся сигареты) и бросил на письменный стол Святослава Игоревича стопку листов с трудом всей своей жизни. Подошедшие тотчас Абзацин со Статеевым разделили стопку поровну и стали просматривать. Постепенно их лица вытянулись, так что все складки собрались под подбородком, губы сложились в трубочки, а глаза поползли к макушке.

С появлением Пупкинского Святослав Игоревич заметно успокоился и вёл себя по-обычному сдержанно и рассудительно.

- Что случилось? – обратился он к напоминавшим двух контуженных лошадей редакторам.

Абзацин и Статеев хранили пугающее молчание.

Святослав Игоревич, не успев расслабиться, опять разволновался. Он приблизился к подчинённым и заглянул через плечо Абзацину в его половину пупкинской рукописи. Нахмурил брови и перевёл взгляд на листы, которые держал в руках Статеев. Тройка озадаченных, обескураженных, повергнутых в шок лошадей синхронно хлопала ресницами.

- Никто не назовёт моё творение неэмоциональным и ненапряжённым! Никто не отметит, что в нём безликие описания, рассуждения и реплики героев! Никто не сравнит его по выразительности с куском монолитной скалы! Никто не укажет, что по живости мой роман близок дневнику какого-нибудь столетнего пыточных дел мастера времён инквизиции! Читатели сами поймут, где и как реагировать... хотя, признаюсь, я и ранее не замечал в этом плане проблемы – а всё потому, что сие произведение близко к совершенству... Ёлканый перец, да оно само совершенство! – Небезопасно широкая улыбка писателя грозила порвать ему рот и повиснуть на щеках. – В общем, неиздание отменяется?

Лошади отстранённо махнули гривами.

- Здорово! Спасибо! Я знал, что всё пройдёт отлично! Надо позвонить бате – пусть поздравит своего сына, живого, можно сказать, классика... – На полпути к телефону Пупкинский вдруг остановился и с интересом взглянул на оцепеневших редакторов. – Что, потрясены моим шедевром? То-то. – И продолжил движение...

 

 

Покупатель листал книгу, и по мере увеличения числа просмотренных страниц его глаза всё более набирали в объёме.

- Это надо показать Ленке с Вадиком – они в обморок упадут! Не встречал ничего подобного!

- Новинка, - любезно подсказал продавец.

- Ага, последнее слово в науке и технике... – Покупатель убрал книгу в пакет. – Сколько с меня за это?..

 

 

Отрывок из дебютного романа Василия Алексеевича Пупкинского:

 

«Глава Первая

 

            Стояла ночь. :-o Холодная. :-oo

И он тоже стоял. Смотрел вперёд. Что там? :-/

Она подошла. Увидела, что ему грустно. :-(

- На что смотришь? :-/

- Оно там. :-ooo Но я его не боюсь. 8-)

Он вообще ничего не боялся. 8-) 8-) А вдоём с ней – тем более, так ведь безопаснее. >:-(

- Я с тобой, я всегда приду на помощь. >:-(

- Я люблю тебя. :-)

- Аналогично. :-)

По его лицу пробежала счастливая улыбочка...» ;-)

 

«Условные обозначения:

 

:-о – здесь надо бояться

 

:-/ - сомнение, неизвестность, раздумие

 

:-( - здесь надо взгрустнуть/опечалиться

 

8-) – кто-либо/что-либо крут(а/о)

 

            >:-( - здесь надо быть серьёзным

 

:-) – здесь надо радоваться...»

 

Примечание:

 

Трактовку смайлика «;-)» автор рассказа оставляет на усмотрение читателей.

 

(27 – 29.09.2004)

Похожие статьи:

Рассказы → Незначительные детали

Рассказы → Как открыть звезду?

Рассказы → Лизетта

Рассказы → О любопытстве, кофе и других незыблемых вещах

Рассказы → Культурный обмен (из серии "Маэстро Кровинеев")