fantascop

Вечный сюжет. Часть вторая. Осада Трои.

в выпуске 2016/12/05
16 октября 2016 - юлия грицай
article9520.jpg

Часть вторая. Осада Трои.

 Вторая часть «письма Хастияра» посвящена истории Троянской войны, участником которой стал хеттский дипломат. К сожалению, Хастияр не мог знать, насколько важными для историков станут его сведения. Потому он и описал хронику осады Трои очень кратко. К тому же, в этой части табличка сильно повреждена, в отличие от начала, подробно рассказывающего о взаимоотношениях главных героев.

 Но прежде, чем перейти к ней, следует рассказать о дальнейшей судьбе народа хеттов и их соседей. Пройдёт сто лет после событий, описываемых в «письме», и империя хеттов прекратит своё существование. Та же участь постигнет ахейские царства и города-государства Ближнего Востока.  Это объясняется множеством причин – нашествием чужеземных племён, засухой, истощением ресурсов и ещё десятками, сведения о которых пропали во тьме веков.

 После распада империи жители её  южных окраин несколько веков сохраняли традиции бывшего государства. Они и остались в Библии под собственным именем «сыновей хеттов», войдя в состав древнего Израильского царства. Часть населения покинула Малую Азию и оказалась в Италии, став прообразом легенды о путешествии Энея, мифического предка римлян. А жители Хаттусы оставили столицу, дальнейшая их судьба неизвестна.

 На другом берегу, в то же время, погибла цивилизация Ахейской Греции. Города были оставлены жителями, люди забыли письменность на много веков. Потому события Ахейской эпохи представлялись их потомкам временем легенд, самой захватывающей из которых была легенда о походе великого царя ахейцев на Трою.

 Успехи археологии, от Шлимана до наших дней, помогли вновь поднять из небытия стены священного Илиона. А чтение хеттских архивов подтвердило истинность древней легенды. Неужели всё это было на самом деле? Флот греков, состоящий из 1186 кораблей, похищение Елены Прекрасной, битва Ахилла и Гектора, и ещё множество эпизодов «Илиады», ставшей основой европейской культуры.

 В «письме  Хастияра» мы встретимся с гомеровскими героями – правителем Вилусы Алаксанду, прототипом похитителя Елены Париса, называемым также Александром, царицей амазонок Пентесилеей. И увидим, как на самом деле выглядел троянский конь, и как проходила самая знаменитая война человечества.

 

      «…у правителя Вилусы Алаксанду…»

    Хастияр надрезал ножом шкурку скумбрии и аккуратно разделал рыбу. Голова полетела прочь, к остальному мусору. Потом он вытер руки куском полотна, смоченном в горячей воде, и принялся есть рыбу, запивая её пивом. Эта была уже третья скумбрия за сегодня.

 Здесь, в приморской Вилусе, рыбе была обычной едой, а для столицы, удалённой от моря на много дней пути – редкостью. Потому Хастияр и не отказывал себе, проводя с пользой время в Трое.

 Пиво уже остыло. Хастияр потрогал глиняный сосуд, в который наливали пиво и отложил в сторону соломинку, только через неё и пили густое пиво. Да, успело остыть и стало невкусным. Надо позвать слугу, чтобы принёс горячих углей. Их складывали в плоскую глиняную чашу, а сверху ставили ещё одну, но более глубокую. Горячие угли не позволяли напитку остывать.

 Не успел Хастияр позвать слуг, как в двери его покоев вошёл правитель Вилусы Алаксанду. Вообще, это Хастияр был гостем правителя троянцев, занимая лучшие комнаты во дворце. Но Алаксанду всеми средствами старался оказать почтение посланнику Хаттусы. Ведь Вилуса была одним из множества полунезависимых царств, входящих в империю хеттов.

 Алаксанду сел в кресло, рядом с Хастияром. Троянец почему-то печально поглядел на стол Хастияра.

   - Да, - сказал Алаксанду, не скрывая тоски в голосе. – Вот как время летит, не успеешь оглянуться, как уже и старость пришла. А, говорят, что в Египте есть искусные врачи, которые могут лечить множество недугов и возвращать молодость?

   - Египетские врачи на самом деле многое умеют, - ответил Хастияр. – Но, чтобы возвращать молодость – о таком я нигде не слышал. Только в вавилонских легендах о цветах бессмертия. Но это было давно, во времена героев, сейчас же о подобных вещах никто не знает. Хотя, было бы неплохо заполучить нечто подобное.

   - Жаль, что времена героев прошли, - согласился с ним Алаксанду. Хорошо бы и в наши дни нашёлся герой, подобный Гильгамешу, и принёс сюда цветы бессмертия. Да, - печально повторил Алаксанду, не отрывая взгляда от чаши с пивом.

 Наконец-то Хастияр понял причины печали троянского правителя. Алаксанду был уже в преклонных годах и многие радости жизни стали для него недоступны. Пиво и копчёная рыба привели бы к неприятным последствиям, заставляющим вставать несколько раз посреди ночи. По той же причине правитель Трои потерял всякий интерес к жёнам и наложницам.

 Самому же Хастияру было немногим больше тридцати лет. Конечно, хетт давно уже не считал себя молодым, но с подобными неприятностями Хастияру ещё не приходилось сталкиваться. Потому он постарался перевести разговор на другую тему.   

   - Любопытная у вас в Вилусе посуда. – Сказал Хастияр, взяв в руки одну из чаш, стоявших перед ним. - Очень похожа на ту, что делают в Аххияве. Неужели, она оттуда?

   - Нет, что ты, - ответил Алаксанду. – Какой смысл вывозить из-за моря любую плошку? Она вся сплошь здешняя, сделана в Вилусе. Конечно, мои торговцы выдавали её за ахейскую, ведь её делали наши гончары по заморским образцам. Ну, и цену брали, как за заморский товар. За это, вроде бы, их в Аххияве и не любят. Но нам же надо как-то зарабатывать, не голодать же.

   - Это правильно, - согласился Хастияр, а сам подумал, что Вилуса явно не бедствует. Судя по дворцу Алаксанду и остальному городу, голодных здесь  нет.

 Хастияр намеревался сказать ещё что-нибудь, но в двери внезапно вбежал слуга. Наверняка, случилось что-то из ряда вон выходящее, если слуга рискнул нарушить приличия. Он с порога обратился к Алаксанду:

   - Государь! Его поймали! Скоро приведут сюда!

 Слуга не уточнил, кого именно поймали и зачем приводить сюда. Но для Алаксанду это и не требовалось, он тут же поднялся и сказал Хастияру:

   - Пойдём со мной! На это стоит посмотреть, хотя, лучше бы я показал тебе в Вилусе что-нибудь действительно стоящее!

 Хастияр с сожалением поднялся с кресла и отправился вслед за троянским царём. Хетт ожидал увидеть всё, что угодно, но реальность оказалась куда проще.

 Всё разъяснилось без промедления – поймали одного из чиновников дворца, уличённого в казнокрадстве. Теперь предстоял суд над ним.

 Хастияр уселся в углу, стараясь особо не привлекать к себе внимания. Он вообще не любил оказываться на виду, предпочитая самому наблюдать за другими людьми.

 Алаксанду сел в кресло, которое поставили посредине зала. Рядом с ним устроился писец, он разложил деревянные таблички, обтянутые полотном, которые использовали в хеттском царстве для особо важных записей. В зал ввели чиновника-казнокрада, и так начался царский суд.

   - Ну, посмотрим теперь, как ты будешь оправдываться!- Сказал ему Алаксанду. – Вы уже были в храме? – Обратился он к слугам.

   - Нет, царь, не успели. Торопились сюда.

   - Ничего я подожду, всё должно быть, как положено. Идите в храм матери-земли, богини Лельвани, и принесите там клятвы. И ты, презренный, - сказал он казнокраду, - целуй землю перед храмом и клянись, что будешь говорить на суде одну лишь правду!

 Потом все – и слуги, и подсудимый пошли в храм Лельвани, который находился рядом с царским дворцом. Вернулись оттуда они вместе со жрицей матери-земли, которая должна была засвидетельствовать верность данным клятвам. Как только необходимые приготовления были выполнены, Алаксанду приступил к суду.

 Чиновник обвинялся в том, что взял лошадь на царской конюшне, а потом продал её заезжим купцам, присвоив себе плату.

 Алаксанду выслушивал свидетелей одного за другим, они рассказывали об обстоятельствах кражи. Чиновник воспользовался своим положением и показал царским конюхам табличку с печатью Алаксанду. Конечно, они отдали лошадь чиновнику, как делали это раньше много раз. Затем он продал коня купцам из Апасы, а сам заявил, что лошадь сдохла.

   - Да, развелось ворья, - сказал троянский царь. – Ну, ты сам знаешь, какое положено тебе наказание. Как сказано в хеттских законах – если мужчина возьмёт что-либо из имущества, принадлежащего царю, а табличек с разрешением и царскими печатями при нём не будет…

   - Надо ещё разобраться, как на самом деле было, - оправдывался чиновник. – Ведь лошадь я действительно забирал, это все видели. А потом она пала, и этого никто не видал. Тем более, никто не видел, как я продавал её кому-то. Вот этого не было!

 Писец аккуратно рисовал на табличке лувийские иероглифы. Алаксанду поглядывал на Хастияра, стараясь угадать, одобряет ли хеттский посланник его действия. Ведь Вилуса подчинялась великому царю хеттов только в вопросах войны и мира, а в собственных делах её правитель мог распоряжаться по своему усмотрению. Но Алаксанду считал нужным следовать хеттским законам и в домашних делах.

   - Как это никто не видел?! – Разом заговорили конюхи. – Конечно, свидетель есть!

 Они вытолкали вперёд мальчика-пастушка, одетого в полотняную тунику и безрукавку из козьей шкуры. Он испуганно озирался на окружающих, на царя, воинов его охраны, чиновников и знатных троянок, которые заполнили главный зал дворца Алаксанду. Хотя ему и было страшно, но мальчик начал рассказывать о том, как чиновник продавал украденную лошадь.

   - А, вот видишь, я узнаю правду! И ты ещё пытался со мною спорить, презренный!- Закричал Алаксанду.

 Хастияр поднялся с кресла и тихо, стараясь не привлекать к себе внимания, вышел из главного зала. Скучно это всё, да и не было смысла следить за судом. Вообще, не было смысла дальше оставаться у Алаксанду. Ещё пару дней и из Вилусы можно уезжать.

 Ведь Вилуса сохраняла верность хеттским царям, как делала это на протяжении последних четырёх сотен лет. Не было никакого повода сомневаться в преданности Алаксанду. Свои задачи в Вилусе Хастияр выполнил, теперь можно было ехать дальше на юг.

 Хастияр вышел на улицу, а потом поднялся по лесенке на плоскую крышу царского дворца. Отсюда открывался вид на Трою – город страны Вилуса.

 Город стоял на холме, возвышаясь над окружающей равниной. Потому, здесь часто дул ветер. Ветер с севера, приносящий за собой запах трав великих степей и водорослей Чёрного моря. Которое было недоступным для кораблей с юга. Пока дул северный ветер над Троей.

 Ветер с севера и принёс богатство этим землям. Корабли торговцев вынуждены были подолгу останавливаться в бухте вблизи троянских берегов. Иногда им приходилось оставаться здесь на много дней и ждать, пока стихнет ветер. Тогда они могли бы продолжить путь через проливы на север к Чёрному морю.

 Но одним ветром сыт не будешь. Вилусу окружали пшеничные поля, оливковые рощи и виноградники. На склонах холмов паслись овцы, чья шерсть становилась тонкими изящными тканями, платье из которых носили в землях, далёких от Вилусы.

 Но главным богатством Трои, слава о котором дошла даже до ахейских царств, были породистые кони. Когда-то давно, несколько веков назад, предки троянцев и хеттов пришли на эту землю. Они покинули северные степи и остались здесь, в Малой Азии. В течение многих лет, воины на боевых колесницах подчинили себе земли древней Анатолии. Ведь колесницы и лошади дали им преимущества на войне, которых не было у местных племён. Потому здешние жители так ценили лошадей, обеспечившим  победы хеттам и троянцам в многочисленных войнах.

 Хастияр был далёким потомком завоевателей, воинов на боевых колесницах. Таким же, как и Алаксанду и жители Трои. Но они пришли в страну, населённую многочисленными народами. Потому за прошедшие века внешность жителей страны хеттов сильно изменилась, далеко не у всех сохранился облик светловолосых пришельцев с севера. У самого Хастияра были светло-каштановые волосы и карие глаза, он равно упоминал в своих молитвах Иштар, Царицу Ночи, и Пирву - Перуна, Бога Грозы.

 Далеко на восток, на много дней пути от Вилусы, был дом Хастияра. Там ждала его семья, ждала долгие месяцы, когда посланник хеттской империи возвратится в столицу. Но, здесь, в Трое, всё напоминало дом. Ведь этот город был похожим на множество городов страны хеттов.

 Царский дворец был построен на возвышении и окружен внутренней стеной. За её пределами располагались храмы и дома родственников правителя Вилусы. От царского дворца шла дорога к центральным воротам, по обеим сторонам стояли статуи шести главных богов, покровителей города. Троя была окружена стенами с высокими зубчатыми башнями. Так выглядел верхний город, троянская цитадель.

 У подножия холма располагался нижний город, где жили купцы и ремесленники. Он был обнесён деревянным частоколом, а снаружи окружён глубоким рвом.

 Да, очень похоже на Хаттусу, только меньше и скромнее, чем столица. Так думал Хастияр, разглядывая город страны Вилуса.

 Но, постепенно он начал обращать взгляд в другую сторону. Совсем рядом с ним, внизу, возле входа во дворец, разговаривали две молодые женщины. Хастияр начал прислушиваться к их разговору, хотя смотреть на них оказалось более приятным занятием, чем слушать.

 Они были одеты по здешней моде, от которой бы пришла в ужас жена хеттского посланника, благородная Данухепа. Конечно, ведь троянки были провинциалками, потому им незнакома умеренность в одежде. Длинные юбки, сшитые из горизонтальных полос разноцветной ткани, корсеты, напоминающие критские, но куда скромнее. А ещё множество блестящих украшений и цветы в волосах.

 Несмотря на откровенное безвкусие нарядов, троянки оказались довольно привлекательными. Ещё бы и болтовню их не понимать, было бы всё хорошо!

 Одна из троянок, одетая в юбку из полос фиолетового, лилового и малинового цветов, увлечённого спорила с подружкой. Смысл разговора сводился к тому, что они обе терпеть не могли младшую жену правителя.

   - Хуже её во всей Вилусе не найти! Она же завистливая, занята одними нарядами и побрякушками!

   - Да, соглашалась с ней подружка. – А ещё она сплетница! Только и делает, что обсуждает чужую жизнь!

   - Лучше бы она домашними делами занималась, а то целыми днями ходит по гостям.

 Потом она внезапно перевела разговор на другую тему, никак не связанную с одной из жён Алаксанду. Хотя, неожиданным это было только для Хастияра, ведь мужской ум часто не в состоянии уследить за женскими разговорами, на первый взгляд лишёнными всяческого смысла.

   - Какие у тебя красивые бусы! Откуда?

   - Наследство.

   - Вот это замечательно! – Согласилась обладательница фиолетово-малиновой юбки. – Я тоже хотела бусы только из янтаря. А мой муж их не купил. Говорит, что янтарь стал слишком дорогим. Неужели, так дорого, что он не может их для меня купить!

 Продолжение разговоров Хастияр не стал слушать. Он спустился вниз и зашёл в свои комнаты. Пора собираться в дорогу, потому надо отдать распоряженья слугам. А самое ценное – таблички с письмами от лабарны и  с его собственными записями, следует уложить самому.

 Потому Хастияр и пропустил самое главное, ведь во внутренних покоях царского дворца почти не слышны были голоса с улицы.

 Когда Хастияр вышел из дворца наружу, он понял, что в Вилусе случилось несчастье. На площади перед дворцом Алаксанду собирались люди.

             «…Великий царь Аххиявы…остров Лесбос напал…» 

 Людей становилось всё больше и больше, они возбуждённо кричали, перебивая друг друга. Хастияру пришлось приложить немало сил, чтобы пройти между воинами царской охраны. Хетт выглянул из-за плеча троянского воина, хотя ростом он был нисколько не ниже, чем любой из жителей Вилусы. Но такой давки никогда не было в провинциальной Трое, всё это напоминало скорее храмовый праздник Иштар в Вавилоне.

 Вот тогда Хастияр смог разглядеть, что же произошло в Вилусе. Посредине площади стоял мужчина вместе с женой и двумя маленькими девочками. По виду это была семья здешних жителей, лувийцев. Женщина держала на руках девочку, которой было не больше двух лет. Вторая дочь, лишь немногим старше, пряталась от взглядов толпы за юбку матери, такую же длинную и цветастую, как у троянских горожанок. Её муж оглядывался по сторонам, словно не веря, что ему уже ничего не угрожает. Видно было, что и ему страшно, но он пытался не показывать в присутствии жены, так как женщина постоянно оглядывалась на него и трогала за руку.

 Хастияру быстро объяснили, в чём дело. Перед ним стоял рыбак с соседнего острова Лесбос. На острове находился городок лувийцев, подвластных царю Вилусы. Рыбак и его семья – это единственные жители Лесбоса, которые смогли сбежать от опасности. Ведь на остров напал и разграбил его селения флот великого царя ахейцев.

  Это стало ужасной новостью для всех, кроме Хастияра. А самому Хастияра сложно было подобрать слова, чтобы описать его чувства. Хотя число языков, которыми он владел свободно, исчислялось восьмью, ни в одном не нашлось подходящих ругательств.

 Ведь это был полный провал политики хеттских царей в отношении дружественной, как они считали раньше, Аххиявы. Хитросплетения дипломатии, подарки царям, вежливые письма и визиты знати, всё пропало зря. А главным виновником позора хеттской дипломатии Хастияр мог назвать себя.

 Именно он и должен был выполнить задание великого царя хеттов и обеспечить мир на западе. Но не смог. И теперь флот ахейцев грабит окраины хеттской империи, а он, Хастияр, даже не обзавёлся шпионом среди людей Аххиявы. И время для набега выбрали наиболее удачное – начало лета, когда основные силы хеттского войска находятся на юге, в Сирии, связанные многолетней войной с фараоном Рамзесом. А теперь, похоже, началась новая война, война за Трою.

 Хастияр смотрел на то, как Алаксанду разговаривает с рыбаком, расспрашивая о флоте ахейцев, как отдаёт распоряжения воинам, как жизнь в Вилусе изменилась за одно мгновение, а сам думал, что всего этого можно было избежать.

 Вокруг метались люди, выполняя приказы Алаксанду.  На площади стоял неимоверный шум и толчея. Но Хастияр не обращал на них внимания, его взгляд будто намертво прирос к жене рыбака.

 Её старшая дочь рыдала взахлёб, никак не останавливалась. Тогда мать отдала младшего ребёнка мужу, а сама раскрыла маленький полотняный свёрток, который висел у неё на поясе. Она достала игрушку – расписного глиняного козлёнка, и протянула его девочке.

 Неужели эти люди не успели забрать из дома что-нибудь действительно ценное? Так подумал Хастияр, но тут же догадался, что вряд ли в семье рыбака могло храниться золото. Единственной ценностью, которой они обладали, была с ними сейчас. Это были они сами.

 Хастияр смотрел, как женщина гладит ребёнка по голове, как девочка успокаивается, отвлекаясь на простенькую игрушку. А сам в то время думал, что можно было предотвратить сегодняшние несчастья. И всё это только начало, ведь война в Вилусе только начинается.

 Именно в этот день богиня судьбы написала на шкуре чистопородной овцы приговор для Вилусы:

   -  Войско с запада идёт на вас сворой псиной. Войско с запада страну Престола Льва укусит.

 Сегодня приговор богини судьбы стал понятен людям Вилусы так, словно бы они могли прочитать знаки божественного письма.

           «…шестнадцать кораблей… к стенам Трои…»

 Алаксанду отправил гонцов в окрестные сёла и на побережье, в ближайшую к Вилусе бухту. Вскоре в цитадели начали собираться жители деревень, они привезли с собой телеги, нагруженные припасами. А ближе к вечеру пришли новости с побережья.

 Флот ахейцев, числом в шестнадцать кораблей, показался на горизонте. Конечно, предводители ахейского войска вряд ли бы удовлетворились грабежом  селений на Лесбосе. Их целью была Троя. Скоро ахейское войско окажется здесь, и времени, чтобы спасти обречённую Вилусу, практически не осталось.

                                                               «…письмо Муваталли написал…»  

 Хастияр понял, что именно сейчас он  должен что-то сделать, исправить собственные ошибки. В это мгновение он и подумал, что находится в Вилусе не случайно. Наверняка, в этом был замысел богов, таким образом, они давали ему шанс исправить промах в политике относительно западных друзей из Аххиявы.

 Потому он подошёл к Алаксанду и просто сказал ему несколько слов. А следом отправился к себе писать письмо.

  Хастияр хотел скрыть это от троянцев в тайне, но куда там. Не удалось, и новости вмиг разнеслись по городу. Ведь письмо Хастияра предназначалось для великого царя хеттов, лабарны Муваталли.

 Много лет назад, став правителем Вилусы, Алаксанду заключил договор с царём хеттской империи Муваталли. По договору Троя обязана была предоставить воинов в случае нападении на хеттов Ассирии, Вавилона или Египта. Вскоре троянский правитель смог доказать верность данным клятвам. Империя хеттов начала очередную войну с Египтом, и троянское войско под началом Алаксанду сражалось против фараона при Кадеше. Теперь пришло время для хеттов выполнить долг господина и защитить Трою.

 Хастияр достал печать царского посланника Хаттусы и провёл по глиняной табличке, на которой было написано послание для Муваталли. Обжигать табличку времени не было. Печать – цилиндр из ляпис-лазури, с палец величиной, на котором был вырезан Бог Грозы, поражающий Змея, оставил оттиск на сырой глине. А над ним, над изображением всадника на лошади, копьём убивающего Змея, была просьба о спасении нескольких тысяч человек.

 Когда Хастияр отдавал гонцу табличку, на это собрались поглядеть почти все жители Трои. Когда она окажется в руках владыки великой империи, жизни троянцев будут зависеть только от его решения, повиснут на тонкой ниточке чувств – доверия и верности собственному долгу.

 Но путь до столицы был долгим, и письмо из Трои могло оказаться там спустя много дней. Всё это время жители Вилусы могли рассчитывать только на собственные силы.

 Наверное, ахейские вожди решат действовать без промедления и воспользуются внезапностью. Так решил Алаксанду и оказался совершенно прав.

 Солнце давно уже пересекло полуденную черту, но до вечера было ещё далеко. Сегодняшний день начался обычными заботами, а завершался войной.

 Хастияр время от времени поглядывал на троянского правителя, но Алаксанду казался внешне спокойным, даже сейчас, когда на равнине перед Троей показалось ахейское войско. Конечно, ведь Алаксанду был  многоопытным воином, видевшим в жизни немало сражений. И битва при Кадеше, в которой он участвовал под началом царя хеттов, была всего лишь одной из многих. Но защищать родной город Алаксанду пришлось впервые.

   - Это безумие, - сказал Алаксанду. – Самое настоящее безумие, не понимаю, на что они рассчитывают.

 Сейчас троянское войско стояло в нижнем городе. Большая часть женщин и детей спрятались наверху, в цитадели, а здесь находились все, кто способен был держать в руках оружие. Сквозь щели в частоколе троянцы видели колесницы ахейцев, которые разворачивались, выезжая на равнину Вилусы.

 Они постепенно набирали скорость, приближаясь к границам нижнего города. Колесниц было мало, ведь коней трудно перевозить по морю и позволить себе это могли лишь знатные люди. Да и по виду ахейские колесницы отличались от хеттских. Далеко позади, едва различимая взглядом, медленно двигалась пехота. Похоже, ахейские вожди торопились напасть на Трою, не желая делиться славой с подданными.

 Вот уже они совсем близко, и троянцы могли разглядеть ахейских воинов, их блестящие бронзовые доспехи, длинные волосы, развевающиеся из-под шлемов.

 Алаксанду махнул рукой, и, подчиняясь его приказу, в сторону противника полетели стрелы. Лошади или воины становились мишенью для троянских стрел, неважно. На полном ходу колесницы сталкивались друг с другом. Те, кто смог избежать смерти от троянских стрел, быстро оказались рядом с глубоким рвом, окружавшим город. Но он стал непреодолимым препятствием для ахейских колесничих. Там они погибли от дротиков, выпущенных с близкого расстояния и без усилий нашедших свои жертвы.

   - Да, это безумие, - сказал Алаксанду, глядя, как его воины снимают доспехи с ахейцев. – Как можно было гнать на окоп колесницы? В этой тесноте их просто перекололи копьями, да и всё. Хотя, это была всего лишь глупая молодёжь, которой пожелалось подвигов. К сожалению, наши враги больше не сделают подобных ошибок.

 Ахейская пехота остановилась вдалеке от города, на расстоянии, недосягаемом для любого лучника. Отсюда, из-за стен Вилусы можно было  рассмотреть войско ахейцев и сосчитать, насколько оно превосходит числом троянцев.

 Ряды пехоты расступились, пропуская две колесницы, ехавшие друг за другом. Конечно же, они могли принадлежать только правителям далёкой страны. Колесницы выехали вперёд, перед линией войска. Потом ахейские вожди совещались, указывая друг другу на стены Трои. А после развернулись, и направились обратно.

 До сих пор Алаксанду спокойно, и даже безразлично рассматривал войско Аххиявы. Но в одно мгновение его настроение изменилось. Алаксанду щёлкнул пальцами, подзывая возницу, и сказал  Хастияру, даже не обернувшись к посланнику хеттской империи:

   - Быстро сюда! Поедешь со мной!

 Хастияр прыгнул на ходу в колесницу, и, набирая ход, колесница Алаксанду помчала по улицам Трои. Песок и мелкие камешки отскакивали от колёс, вслед за ними, по пустым улицам нижнего города ехал верхом один из сыновей Алаксанду, начальник его охраны. Всего несколько мгновений, этого времени едва хватило для нескольких вдохов, и царская колесница оказалась у главных ворот цитадели Трои. Но Алаксанду не стал ехать во дворец, а поднялся на башню, по левую сторону от ворот.

 Отсюда было хорошо видно и город, и равнину Вилусы, и войско ахейцев. Хастияр едва успел за ним, поднимаясь на башню по узким ступеням и путаясь в долгополой хурритской рубахе. Алаксанду долго рассматривал город, окружавший его ров и войско Аххиявы. Потом он что-то начал подсчитывать в уме, загибая пальцы и меряя шагами площадку на башне. Затем Алаксанду кивнул Хастияру и сыну, приглашая их войти в двери. Там, за дверью, было маленькая комната, с узким окном, едва пропускающим свет с улицы.

 Вот и позвали меня, на военный совет, подумал Хастияр. Всё складывается так, что я должен исправлять ошибки, только не чужие, как обычно, а собственные.

 Кроме них в комнате был ещё один человек. Как определил Хастияр  в самом начале своего пребывания в Трое, его задачами было выполнение тайных поручений царя. То есть, среди всех воинов Вилусы, он был самым неприметным.

   - Ну, что будем делать? – Сказал Алаксанду. – Времени у нас мало, видите, они уже корабли на берег тащат. Скоро начнут лагерь строить.

   - Будет осада, понятно, - ответил ему самый незаметный троянец. – Сходу им город не взять. Смерть этих болванов принесла нам мало пользы. Теперь вожди Аххиявы будут осторожней.

   - Мы же послали за помощью, - напомнил царю сын.

   - Да, но ждать её придётся много дней, - сказал Алаксанду. – Все прекрасно знают, в скольких днях пути от нас находится столица. Когда придёт войско лабарны, они могут лишь похоронить нас в разрушенном городе. Только и всего.

 Потом правитель Вилусы обернулся к молчавшему до сих пор Хастияру:

   - Наши люди часто бывали в Аххияве, но они торговцы, и мало интересовались  войском. Что они умеют? Ты же, рассказывал, даже знаком с их великим царём.

 Да, знаком был, что уж тут. И брата его знаю, и всех многочисленных родственников в царском дворце в Микенах. До сих пор помню, как въезжал в царские ворота со львами и думал, что всё как-то само собой сложится. Придётся отвечать за недальновидность.

   - У них нет осадных орудий, - уверенно сказал Хастияр. – Ахейцы их не знают. Они берут крепости длительной осадой. Им нечем пробить ворота или толстые стены из кирпича. Вообще, это странно, что люди Аххиявы объединились. Ведь в их стране не прекращаются междоусобицы. Но в Аххияве много хороших воинов. Хотя они сражаются один на один и не умеют строиться в фалангу.

 Потом Хастияр вспомнил, кто и при каких обстоятельствах рассказывал ему о войске Аххиявы и вновь начал ругать себя за глупость. Но пустится в воспоминания ему не дали.

   - Хорошо, если так. Это даёт нам возможность продержаться до прихода хеттов, - вставил слово троянский воин.

   - Отец, их войско ничуть не больше нашего! У нас мужчин столько же! Стоит ли прятаться за стенами!

   - Ты соображай, что говоришь! – Сказал Алаксанду, явно недовольный тем, что приходится выносить семейные разговоры на люди. – Посмотри внимательно на противника! Война – их хлеб. Они не знают другой жизни. А у меня большинство – это торговцы и ремесленники. Хотя наши мужчины не раз держали в руках оружие, но это не то. Я не имею право положить половину города в бою на открытой местности. К тому же, у нас линия обороны слишком растянута.

 Алаксанду помолчал немного, разглядывая город сквозь щель окна, а потом сказал сыну:

   - Пойдёшь сейчас и скажешь людям. Хотя, нет, оставайся здесь, я сам.

 Алаксанду медленно спустился по лестнице, настолько медленно, что остальные топтались на площадке, не решаясь торопить троянского правителя. То ли он почувствовал тяжесть прожитых лет, то ли ответственность принятого решения.

 Жители Трои собрались перед главными воротами, воины со стороны нижнего города, а женщины в цитадели. Народ глядел на правителя, ведь их жизни зависели от того, насколько хорошо Алаксанду разбирается в военном деле. Город замер, ожидая услышать слова царя Вилусы.

 Алаксанду начал говорить, не повышая голоса, но это было бы лишним. Все и так молчали, не смея рот открыть.

   - Я приказываю сдать нижний город. За стенами мы продержимся долго и дождёмся армии лабарны. А весь город нам не удержать. Потому, всем в цитадель. До завтрашнего утра у вас есть время, ночью ахейцы не решатся пойти на штурм. Забирайте из домов всё ценное, а, главное, еду. А того, кто не подчинится, и будет держаться за своё барахло, выставлю за ворота.

 Тишина закончилась в один миг. Со всех сторон послышались крики, голоса людей слились в сплошной шум, среди которого можно было расслышать и проклятия в адрес Алаксанду и обвинения в предательстве. Но их заглушали женщины Трои, которые начали рыдать, все разом.

 Тут же началась такая толчея и давка возле главных ворот, что Хастияр решил отойти от них подальше. Тем более, что ему срочно понадобилось вернуться в свои покои, во дворец.

 Да куда там, пойди пробейся сквозь поток людей. Бежали они в разные стороны, кто из цитадели вниз, кто в верхний город.  Ещё утром была прежняя мирная жизнь, но сейчас уже ничто не напоминало прежнюю Трою. Никто не уступал место и не приветствовал посланника великого царя хеттов.

 Хастияр всего лишь хотел вернуться во дворец, переодеться и взять оружие. Сейчас он чувствовал себя довольно глупо и неудобно в длинной одежде, которая подходила больше для приёмов в царском дворце, чем для войны.

 Но для этого понадобилось куда больше времени, чем он рассчитывал, ведь и во дворце Алаксанду нарушился прежний порядок. Потому, как только Хастияр вышел из дворца, увидел то, чего не замечал раньше.

 Вся неразбериха теперь была внизу, за пределами цитадели. Ведь в верхнем городе живут те, кому принадлежит власть в государстве. А их всегда меньше, чем тех, кому отдают приказы.

 Хастияр решил спуститься вниз, ведь там сейчас находилось троянское войско. Хотя Алаксанду говорил, что до утра ахейцы не решатся пойти на штурм, воины остались прикрывать город.

 На главной улице, которая вела от дворца к воротам и продолжалась внизу за пределами цитадели, была всё та же толчея. Хастияр считал, что лучше всего достигать цели обходными путями, потому и свернул в проулок. Всё лучше, чем спотыкаться об мешки и кувшины с зерном, или расталкивать крестьянок, тащивших наверх коз и баранов.

 Но сегодня перестали действовать правила, которые не подводили его долгие годы. Он успел пройти несколько шагов, как вынужден был остановиться.

 Посреди улицы стояли двое воинов, по виду совсем юные, и пожилая женщина. Они загородили проход в узком проулке, так что хетту пришлось слушать их разговор.

 Женщина вцепилась в двери и плакала, кричала что-то бессвязно. Воины уговаривали её уйти и оставить дом, ведь таким был приказ царя. Но она не слушала разумных доводов, только истерически рыдала. Ведь женщины в подобном состоянии не слышат правильных слов и не желают подчиниться разуму. А воины не решались вытащить её из дома силой.

 Хотя её вопли были уже слышны на всю улицу. Да что там, в другое время сбежалась бы половина города.

   - Я никуда не хочу уходить! Никуда я не пойду, оставьте меня! Почему я должна?! Это мой дом, его построил отец.  Я здесь родилась. И мои дети! Почему?! Я не хочу!

 Потом она заметила Хастияра, и как часто бывает, увидев нового свидетеля истерики, начала рыдать ещё больше.

   - Мы никогда хорошо не жили, всю жизнь работали, чтобы был хлеб. А теперь они пришли нас убить! – Она указала рукою в сторону берега, на запад.

 Хастияр начало это всё раздражать. То ли чувство вины за проваленную интригу не давало покоя, то ли он спешил заняться более важными делами. Но воспитание и привычка к придворной жизни не позволяли просто так растолкать их и идти дальше. Но не стоять же дальше без толку, в конце концов.

   - Что же ты делаешь, дура. Убьют же, неужели непонятно? – Сказал Хастияр, как ему самому показалось про себя, в уме. К сожалению, это было не так.

  Его слова они прекрасно услыхали, разом повернув головы в сторону хетта. Да ещё и узнали посланника Хаттусы. Женщина перестала рыдать, воины перестали её уговаривать. Они с недоумением разглядывали Хастияра, который вдруг сказал вслух то, о чём подумал.

 Подобная оплошность грозила бы ему неприятными последствиями, позволь он её в царском дворце. Но не здесь, на улице.

 Пока троянцы с изумлением разглядывали дипломата, сказавшего правду, Хастияр поспешил покинуть свидетелей его глупости.

 Он прошёл по боковому проулку, сократив путь до выхода из города. Оставалось обойти всего несколько домов, глухими стенами выходившими на улицу. Но тут Хастияр увидел, что на пороге крайнего дома стоит его дочь.

 Да, именно так он и подумал в первое мгновение. Конечно же, это была не она. Дети Хастияра сейчас находились далеко отсюда, за много дней пути от Трои. Но эта девочка из Вилусы так напомнила Хастияру собственную дочь, что он крепко задумался, вспоминая, не было ли в его юности женщин из здешних краёв.

 Воспоминания не дали пользы, трудно было бы припомнить то, чего не было никогда. Перед ним стояла девочка лет двенадцати-тринадцати, одних лет с его ребёнком, впрочем, не очень то и похожая на неё. Просто так Хастияру показалось, когда он увидел девочку в длинной белой тунике, с тёмно-русыми косами и блестящими карими глазами.

 Троянка внимательно посмотрела и обратилась к посланнику:

   - Господин! Ты не знаешь, враги ещё не пришли в город? У нас ещё есть время?

 Она подбежала к нему поближе. Конечно, сходство маленькой троянки с дочерью посланника было самым общим. Но она так внимательно, так доверчиво смотрела на Хастияра, что он успел пожалеть об отсутствии в его жизни давних отношений с местными красавицами.

   - Господин, - повторила она. – Город ещё свободен?

   - Да, войско Аххиявы ещё пришло, но ты не должна здесь задерживаться. Почему ты ещё не в крепости?

   - Братья отправили меня домой собирать вещи, а я стою и не знаю, что мне брать.

 Девочка растерянно оглянулась по сторонам. Видно было, что она совсем ещё ребёнок, несмотря на явно обозначившуюся под туникой грудь.

  Хастияр начал расспрашивать девочку о семье, не понимая, как же родственники могли отпустить её одну. Выяснилось, что домой её отправили братья, которые были не намного старше.

   - А где же твой отец?

   - Он с матерью на острове, - девочка указала в сторону Лесбоса. – У нас там родня и они уехали туда несколько дней назад. Как ты думаешь, господин, их уже нет в живых?

 Что же ответить в подобном случае, какие подобрать слова, да разве существуют они? Хастияр понял, что не может сейчас уйти просто так. Он решил помочь тем немногим, что было сейчас в его силах, если уж не удалось предотвратить войну.

 В мыслях он ругал троянских мальчишек, которые бы могли и помочь сестре. Конечно, они предпочли остаться в войске, чем возиться с вещами. Наверное, не понимали, что в ближайшее время им придёться есть только то, что сестра принесёт в крепость.

 Хастияр вошёл внутрь дома вслед за девочкой. Она не могла самостоятельно решить, что следовало унести из дома в первую очередь. А как же следует поступить ему, опытному в жизни человеку?

 Вдруг, неожиданно, приходит время, когда надо бежать из дома, оставить родной город. Война заставляет бросать всё, что казалось надёжным и дорогим. С собой ты можешь взять только самую малость.

 Вот уже всё готово, и твоя прежняя жизнь вмещается в маленький узелок с одеждой. Возле дверей, наготове стоят вещи и надо уходить, бежать подальше от смерти. Там, где ты надеешься спрятаться, у тебя не будет ничего. Там никто не ждёт и ты должен подготовиться к мысли, что в чужом городе будешь никому не нужен.

 Потому ты снова и снова перебираешь вещи, думая, что же ещё можно забрать с собой, что может пригодиться в новой жизни. А потом оглядываешься по сторонам и вспоминаешь, как много потратил времени, чтобы обустроить дом и сделать жизнь удобной. Тогда и начинаешь думать о том, что никогда не стал бы прикладывать столько усилий, если бы знал, что дом и прежняя жизнь поместится в маленьком свёртке вещей и стоит сейчас возле выхода.

   - Ты бы взяла с собой какое-нибудь платье на смену, - сказал ей Хастияр. – Не будешь же ты всё время в одном ходить, тем более в белом. Иди, быстрее надень что-то другое.

   - А это мне брать? – Спросила его девочка. Она развернула кусок синей шерстяной ткани.  В полутёмной комнате заблестели сердоликовые бусы, несколько серебряных браслетов и колец.

 Совсем дитя, думал хетт. Кто же показывает незнакомцу драгоценности, находясь одной в доме. Да ещё и растерялась от непривычной обстановки.

   - Бери, - ответил ей Хастияр. – И спрячь получше, чтобы никто не видел.

 В это время он подумал, что в самом начале люди ценят драгоценности, а потом, в осаждённой крепости настоящую цену приобретёт совсем другое.

 И всё это весит достаточно много. Девочке вряд ли по силам будет дотащить наверх, в крепость кувшин с зерном или маслом. Потому Хастияр пошёл вместе с ней в цитадель.

 И так до самого утра он носил мешки и кувшины, помогая троянцам подготовиться к осаде.

 Тем более, что ночью ахейцы так и не решились пойти на штурм крепости. Не было его и утром, хотя восход солнца все жители Вилусы встретили в цитадели. Теперь они ждали приближения вражеского войска, глядя со стен крепости.

 Просторный верхний город был переполнен людьми. Сейчас народ смешался с аристократами, молодые со стариками. Сегодня условности общества оказались ненужными. Рядом оказались крестьяне из окружающих Вилусу сёл, и городская знать, родственники царя. Все они собрались на стенах Трои.

 Теперь, глядя с высоты крепостных стен, люди лучше понимали замысел царя. Если бы они остались в  нижнем городе, троянскому войску пришлось бы оборонять значительную территорию малыми силами. Деревянный частокол и ров оказались бы довольно слабой защитой против большого и хорошо обученного войска. Троянцы растянули бы оборонительные линии, и, в конце концов, противник нашёл в них слабое место.

 Сдав часть города, Алаксанду получил преимущество. Теперь ахейское войско лишится возможности эффективно маневрировать и станет мишенью для защитников Трои. А они будут защищены высокими стенами. Ведь каждый, кто воевал, знает, что наступающая сторона несёт потери в три раза большие, чем обороняющаяся.

 Сможете ли вы также спокойно рассуждать о военной стратегии, зная, что благодаря отступлению и сдаче своей территории лишитесь собственного дома?

 Ближе к полудню они увидели войско Аххиявы. Поначалу ахейцы занимали равнину вокруг города, а потом подошли к деревянным стенам.

 Вождям ахейского войска понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что нижний город защищать никто не будет. Но даже после этого нашлось мало смельчаков, которые рискнули перелезть через частокол и зайти внутрь города.

 Поначалу так и было. Но убедившись, что троянцы не подготовили засаду, ахейцы начали занимать опустевшие дома.

 Жителям Вилусы оставалось только наблюдать, как завоеватели хозяйничают в их городе. Отсюда, с высоты крепостных стен, им было прекрасно видно всё происходящее.

 Покидая город, троянцы забрали из домов всё ценное. Так, поначалу, они думали.  Но люди Вилусы ошибались. Оказалось, что вещи, с которыми они без сожаления расстались, спасая собственные жизни, вполне сгодились новым хозяевам.

 Медные котелки и треножники, горшки и кувшины всех форм и размеров, вылепленные мастерами из здешней глины. Ножницы, серпы, веретёна, ткацкие станки, сундуки, и даже мебель – всё это стало добычей воинов из заморской страны. Именно ради неё ахейцы собрали войско и проделали длинный и трудный путь через море.

   - А двери им зачем?

 Хастияр резко обернулся, услышав эти слова у себя над ухом. До сих пор жители Трои молча наблюдали за разграблением города, но, вот один из них не выдержал. Это оказался кузнец, который жил на самой окраине. Именно двери из его дома тащил сейчас на себе ахейский воин. Двери были оббиты широкими медными полосами, украшенными сложным орнаментом. Таким способом кузнец хотелся похвалиться мастерством перед будущими заказчиками. Но теперь результаты его труда оценили завоеватели, забрав себе даже двери, сняв их с петель.

 И так было во всём городе. Жители Трои с удивлением рассматривали, как захватчики присвоили себе их имущество. Но ведь это и было целью похода ахейцев на Трою.

   - Ой, это же мои платья! – Сказала молодая женщина, которая стояла по левую руку от Хастияра. Она была беременная, явно уже во второй половине срока. – Вчера я собралась стирать, сложила всё, а тут такое!

 Хетт разглядел плетёную корзину в руках ахейского воина, из которой свисали платья. Даже издалека, с высоту крепостных стен видно было, что это не наряды царевны. Но и ношенные платья троянки стали военной добычей.

 Всё пошло в дело, грабёж домов продолжался почти до самого вечера. Наконец ахейцы вынесли из домов имущество, представляющее хоть какую-нибудь ценность. Но до сих пор они опасались подходить к ряду домов, которые находились возле крепостных стен.

 Потому до сих пор они и стояли не разграбленные. Однако,  желающие это исправить нашлись. Двое ахейских воинов подошли совсем близко к городской стене.

 Там их и достали троянские лучники. Алаксанду с удовлетворением поглядел на тела ахейцев. Они так и остались лежать на пороге дома, выходящего на главную улицу. Ведь никто из воинов Аххиявы не решился забрать мёртвых.

 После чего Алаксанду приказал своим воинам не рисковать напрасно и из-за крепостных стен не высовываться. Причём своевременно приказал, ответом на смерть ахейцев было множество стрел, пущенных в сторону троянской крепости.

 Но ни одна из стрел не достигла цели. Следом из толпы ахейских воинов вышел один человек, видимо их вождь. Он внимательно посмотрел на стены, разглядывая их и отыскивая кого-нибудь из троянцев. А потом обернулся к своим воинам и что-то им приказал.

 Хастияр догадался первым, что последует сейчас, что именно приказал сделать ахейский вождь. Он хотел было сказать об этом вслух, но вовремя сдержался. Незачем, ведь скоро троянцы увидели всё своими глазами.

 Неподалёку от въезда в нижний город, по обеим сторонам от главной улицы находились два храма, по левую сторону большой храм богини солнца, а справа, куда скромнее и меньше, храм Ваала. Его построили купцы из Вавилона, которые часто торговали в Трое, и подолгу здесь жили. Да и сами троянцы нередко приходили туда и молились Ваалу, ототджествляя его со своим Богом Грозы. Ведь и помощь чужеземного божества не помешает, особенно, когда ведёшь торговые дела с его почитателями.

 Храм Ваала начали ломать первым. Стены из необожженного кирпича плохо поддавались ударам, но только поначалу. Потом кто-то нашёл кувалду и дело пошло быстрее. Скоро над остатками храма поднялось облачко бурой пыли. Оно хорошо было заметно с крепостных стен, но не могло скрыть, как завоеватели ломали крылатую статую вавилонского бога.

 Стены храма богини солнца были куда прочнее. Правильно подогнанные друг к другу, каменные плиты не двигались с места, стояли, несмотря на удары.

 Но если люди задались целью разрушить построенное другим человеком, они обязательно её достигнут. Ничто, даже страх перед гневом чужого божества их не остановит. Скоро на месте храма солнечной богини осталась куча камней.

 Хастияр пытался не замечать, не обращать внимания на возмущённые крики троянцев. Он уговаривал себя, что подобное святотатство бывает всегда и везде, на любой войне. Но успокоиться и отключиться от происходящего у него не получалось. Ведь на этот раз чужеземные войска ломали храмы богов, в которых верил и он сам.

 Алаксанду старался успокоить людей. Он ходил между ними, объясняя, зачем противник совершает подобное кощунство. Этим ахейцы всего лишь хотели выманить троянское войско наружу и навязать сражение за пределами крепостных стен.

 Разумные доводы Алаксанду подействовали на его подданных. Хотя возмущённые крики не утихли, никаких действий троянцы не предпринимали.

 Ахейцы не смогли спровоцировать жителей Вилусы на ответные действия даже после того, как вслед за храмами начали разрушать кладбище.

 Здесь в Вилусе, как и в других и в других городах хеттской империи, умерших  сжигали на погребальном костре, а затем останки хоронили в сосудах.

 Кладбище Вилусы было неподалёку от стен нижнего города. Ахейские завоеватели начали ломать всё без разбора, ломать надгробия.

 Вот сейчас в цитадели смолкли возмущённые голоса. Стало тихо, так тихо, что даже в крепости слышны были удары и стук ломающихся каменных плит. Несколько поколений жителей Трои были похоронены там.

 Теперь их потомки вынуждены были наблюдать, как завоеватели разрушают последнее пристанище людей, которые жили здесь когда-то давно, которые построили этот город.

   - Неужели боги слепы? Неужели после такого они не вмешаются?

 Эти слова были сказаны шёпотом, едва различимым, но Хастияр услышал их. Ведь их сказала женщина, которая носила титул «сестра богов» - верховная жрица Вилусы. Она была одних лет с Хастияром. Платок, вышитый блестящими нитками, скрывал русые волосы, на ней была длинная чёрная туника и белый плащ. Она сжала руками кирпичный выступ крепостной стены так, что пальцы свело судорогой.

   - Неужели, нас никто не услышит? – Повторила она, всё так же стараясь не повышать голоса.

 Хастияр подошёл к ней и прошептал на ухо:

   - Что ты говоришь? Зачем ты обвиняешь богов в бездействии прямо здесь, перед народом? Разве боги могут быть слепы и не видеть того, что творится на земле?!

 Конечно, верховная жрица Вилусы должна лучше знать, как следует обращаться к высшим силам. Но она была женщиной, нуждающейся в защите,  и титул сестры богов не спасал её от участи смертных. Потому Хастияр понял, что жрица всего лишь поддалась чувствам и может наделать глупостей и наговорить лишнего. Потому хетт сказал ей, пытаясь удержать от необдуманных поступков:

   - Это не боги не видят ничего. Слепы они, завоеватели, разрушители городов, чужих могил и храмов. Ведь все они, неизбежно, погибнут вслед за теми, кого обрекли на смерть.

 Поверила ли сестра богов Хастияру или нет, он не узнал. Но с тех пор она вроде бы успокоилась и не пыталась смущать народ тем, что однажды потеряла веру в богов, которым служила. Именно в тот день, когда на её глазах разрушали Трою, город страны Вилуса.

        «…штурм отбил…»

 Этот день ещё не закончился, солнце клонилось к западу. Жара спала, и на землю опускался вечер. Длинные тени протянулись от крепостных стен, тёмно-сиреневыми полосами накрыли дома нижнего города. Со стороны моря дул ветерок, который разогнал редкие облака. Небо приобрело особенный оттенок, напоминая и прозрачный хрусталь, и мягкую бархатистую ткань. Ночь приближалась, накрывая землю прохладой. Но день не спешил оставлять ей права. Земля, нагретая летним зноем, пахла хвоей и чабрецом. Навстречу им морской ветер нёс запах водорослей.

 Но люди ничего этого не замечали. Все ароматы земли и моря перебил запах человеческой крови. Он висел в воздухе, поднимался снизу, от основания крепостных стен, у подножия которых лежали тела мёртвых ахейских воинов. Запах крови стоял в цитадели, защитники которой не успевали выносить своих убитых со стен крепости.

 После разрушения храмов и кладбища, ахейцы пошли на штурм города. Со всех сторон к цитадели подтянули лестницы. Вокруг цитадели собралось всё войско Аххиявы. Вопреки утверждениям Хастияра, ахейские вожди решили закончить войну, взяв крепость в один день.

 Но быстро взять город им не удалось. Сверху, с крепостных стен летели стрелы, лился кипяток, и падали камни.

 Камни отскакивали от стен, разлетаясь во все стороны и причиняя наибольший вред нападавшим. Этим троянцы были обязаны предкам – строителям цитадели. Ведь у самого подножия стен они соорудили гласисы – выступы стен. От них отлетали камни, и противнику было трудно приставить лестницу к стенам крепости.

 Но, несмотря на потери, ахейцы снова и снова шли на штурм. Лестницы падали, придавливая воинов своим весом. Но их место занимали новые, вновь приставляли лестницы к крепостным стенам, и вновь падали.

 Хастияру казалось, что штурм будет продолжаться бесконечно. Наверху, на стенах, воинов Аххиявы встречали троянцы. Те, немногие, которые смогли подняться по лестницам, падали под ударами копий защитников крепости. Но и сами воины Вилусы становились мишенью для ахейских стрел.

 Лязг оружия, стук падающих камней, крики и стон раненых слились в единый неразличимый шум. Хастияр давно уже не обращал на него внимания, он вообще мало на что обращал внимание, кроме тяжести копья в руках, когда дрался на стенах вместе с троянцами. Ведь большую часть жизни Хастияра его главным оружием был острый ум и костяная палочка для письма. А сейчас копьё с бронзовым наконечником оттягивало руки. Конечно, хетт бы предпочёл бы более привычное для него оружие. Хотя бы остро отточенный железный кинжал. Его он пускал в действие, когда дипломатические интриги не складывались. Хеттский кинжал без труда бы пробил доспехи ахейцев, встреться Хастияр с ними.

 Но до уличных боёв в этот день не дошло. С наступлением ночи закончился первый штурм Трои. В этот день город устоял.

 

                                                                           «… цитадель Вилусы…»

 Но только утром жители Вилусы в полной мере смогли оценить разрушение города и потери.

 Одним из погибших был сын Алаксанду, подросток пятнадцати лет. Он родился от младшей жены и был последним ребёнком Алаксанду. Мальчик погиб на стенах города вместе с другими воинами Вилусы.

 Вместе с другими воинами Вилусы его должны были похоронить сегодня утром. Жители города собрались на погребальную церемонию. Среди них стояла мать царевича, младшая жена троянского правителя.

 Красивая женщина, но неприятная, такие выводы сделал Хастияр в первые дни пребывания в Вилусе. И гулящая, к подобному мнению хетт пришёл, едва познакомившись с обитателями троянского дворца. Неудивительно, ведь молодая жена при старом муже заинтересованно разглядывала всех подряд, даже хеттского посланника. Ну, а Хастияру при его миссии подобные приключения были ни к чему. Поэтому, у него сложилось невысокое мнение об этой женщине. Как и у всей Вилусы.

  Но сейчас никто не вспоминал о старых сплетнях. Ведь жители Вилусы видели сейчас перед собой не царицу, нелюбимую народом, а мать, потерявшую единственного сына.

 Всё, что казалось раньше важным, необходимым, сейчас для неё потеряло всякий смысл. Незачем больше шить красивые платья, заказывать драгоценности, пытаясь превзойти соперниц. Всё, прежняя жизнь закончилась. Теперь она бы обменяла то, что имела, на жизнь сына. Но невозможно.

 Смерть уравняла в правах тех, кто ходил в золоте, и тех, кто ежедневно зарабатывал на хлеб. Их души сейчас уносил в вечность погребальный костёр.

 И днём и вечером было тихо. Воины Аххиявы отдыхали после неудачного штурма. Потому жители Вилусы просто разглядывали со стен вражеское войско, которое отошло от стен подальше и хоронили собственных погибших.

 Впервые за последние дни Вилуса получила передышку. Воины ходили вдоль стен, постоянно выглядывали наружу. Вчера они одержали первую победу и теперь обсуждали подробности боя.

 Хастияр прохаживался вдоль стен, разглядывая войско Аххиявы. Он понимал, что делает это исключительно потому, что не может найти себе другого занятия. То есть, как и все остальные люди в цитадели. Проходя мимо воинов, посланник то и дело прислушивался к их разговорам.

   - Да, разве это войско! – Презрительно сказал один из троянцев, махнув рукой в сторону побережья. – Вот, помню, ходили мы с Алаксанду в Сирию, там, под Кадешем было настоящее войско!

 Хастияр тут же остановился возле него, отвернувшись к стене и сделав вид, что рассматривает лагерь ахейцев. Участник похода в Сирию сидел в окружении пятерых воинов, по возрасту годившимися ему в сыновья. Потому молодёжь внимательно слушала его, стараясь не упустить ни слова из рассказа. Как и Хастияр, который во время битвы при Кадеше находился рядом с великим царём хеттов.

   - Неужели, правда, всё, что рассказывают о войске египтян? – Спросил ветерана один из троянских юношей.

   - Смотря, что. Разное говорят, особенно стараются те, кто на войне не бывал.

   - О льве фараона. Он на самом деле был? Такой ужасный, как рассказывают?

   - Конечно, был! Я сам его видел! – Троянский ветеран откинулся назад, опершись на левую руку, и продолжал рассказывать, наслаждаясь вниманием молодёжи. – Был у фараона лев, дрессированный. По прозвищу «Убийца Врагов». Так видел я этого Убийцу! Он забился под полог фараонского шатра, только хвост торчал наружу! Как раз тогда наш отряд захватил лагерь фараона…

 Троянский воин продолжал рассказывать о битве при Кадеше, а вслед за ним Хастияр погрузился в воспоминания. Прошло уже несколько лет после великой битвы хеттов с египтянами. Все последние годы он только и делал, что разбирался с последствиями Кадешской кампании.

 Поначалу всё складывалось удачно. Хеттам удалось обмануть фараона. Рамзес считал, что хеттская армия находится далеко на севере, под Алеппо. Эта ошибка едва не стоила ему жизни. Ведь хетты оказались рядом, в крепости Кадеша. Хеттское войско смогло захватить египетский лагерь. А дальше начались неприятности.

 Неприятности продолжались до сих пор. После битвы при Кадеше было заключено перемирие с египтянами, но война в Сирии всё длилась и длилась. Сирийские города переходили из рук в руки, соперничающие державы всё больше и больше средств тратили на войско. Всем соседям становилось понятно, что битве равных настоящим победителем станет кто-то третий. Тот, кто сумеет воспользоваться многолетней  войной между хеттами и Египтом. Похоже, Аххиява и решила стать этим победителем.

 Мысли Хастияра вернулись к настоящему, в осаждённую Вилусу. Троянец тем временем продолжал рассказывать:

   - А потом мы вернулись с победой в Хаттусу. Ну, а вы знаете, как встречали в столице? Когда великий царь вышел из колесницы, народ на главной площади кричал ему:

   - Да здравствует царь!

   - Да здравствует царица!

   - Да здравствует наследник престола и наше войско!

   - Пусть крепнет страна хеттов с границами от моря до моря!

 Конечно, думал Хастияр, политика хеттских царей устраивала их подданных и отличалась от соседей в лучшую сторону. Обычно столица мало вмешивалась в жизнь провинций, позволяя им сохранять собственные обычаи. В тех случаях, когда новая область добровольно подчинялась власти хеттов, её правитель сохранял  свою власть. К Вилусе это относилось в полной мере, тем более, что её народ был родственным народу хеттов.

 Потому правители Сирии предпочитали власть хеттской империи, чем фараонов Египта. Начиная новую войну с египтянами, царь хеттов Муваталли раздавал золото союзникам, чтобы привлечь их к организации похода. Египтяне или ассирийцы поступили бы наоборот – обобрали бы подданных и союзников до нитки, чтобы вооружить собственное войско.

    - Вот какое было войско у великого царя хеттов! Наше солнце, лабарна Муваталли собрал тогда армию из тридцати тысяч воинов! Он привёл под стены Кадеша две с половиной тысячи хеттских колесниц! А ты, говоришь, лев! – Троянский ветеран снисходительно обратился к парню, который посмел восторгаться учёным львом фараона. Конечно, он давно заметил, что его разговор слушает хеттский дипломат. Потому и старался, но делал это совершенно искренне. Ведь житель Трои в Вавилоне или Ассирии называл себя человеком из страны хеттов, огромной империи под двуглавым орлом.

  Хастияр был одним из тех, кто прекрасно разбирался в делах империи хеттов. Явные, а тем более тайные дела были делом его жизни. Но сейчас,  когда у него появилось немного свободного времени, Хастияр задумался и понял, что лабарна может и не помочь Вилусе. Ведь война с Рамзесом затягивалась, все основные отряды были стянуты на юг, в Сирию. А сюда надо бы присылать большое войско, чтобы справиться наверняка с ахейскими захватчиками. И проучить их, чтобы впредь не пытались посягать на владения хеттской империи.

 Но армия хеттов воевала сейчас в Сирии. Великий царь находился на юге, вместе с войском. Он вряд ли захочет бросать на полпути сирийскую кампанию. Ведь исход войны там ещё был неясен, в настоящее время шли бои за оазис вокруг Дамаска. И в такое время надо было бросать всё и выдвигаться на северо-запад. Стоила ли Вилуса подобных жертв?

   - Да, наши воины самые лучшие на свете! – Сказал парень, явно убеждённый историей ветерана. – Когда сюда придут колесницы хеттского царя, люди Аххиявы  опомнится не успеют, как окажутся в царстве мёртвых!

 Придут ли? Кто знает ответ? Знают только боги, но чью сторону они выберут, кому окажут поддержку?

 Людям остаётся только глядеть на восток, ожидая армию великой страны. Много дней подряд, встречая по утрам солнце, они будут ждать войска империи, из собственной столицы. Пыльная степь почувствует на себе надежду тысяч людей, для которых приход армии с востока станет единственной возможностью для спасения.

 Но не одним ожиданием были заполнены дни жителей Вилусы. Конечно, они готовились к отражению новых атак. Но противнику понадобилось несколько дней, чтобы восстановить силы.

 Эти дни ничем бы не запомнились Хастияру, если бы не одно мелкое происшествие. Ближе к полудню он заметил, что троянцы начали собираться на стенах. А с той стороны раздавался шум и непонятные крики. Хастияр поспешил занять место на стене и выглянул наружу.

 Десяток ахейских воинов тащили по улицам нижнего города деревянного коня. Хотя, то, что эта штуковина должна изображать коня, мог догадаться только человек с изрядной силой воображения.

 Это была большая бочка для вина. К ней приделали голову, грубо вырезанную из дерева, и верёвочный хвост. Бочка была установлена на колёсики. Высотой конь был примерно в два человеческих роста. Несколько человек свободно могли тащить его, взявшись за верёвку, приделанную к конской шее.

 Любой житель тогдашней Анатолии догадался бы, что это за штуковина. У самого Хастияра дома тоже было нечто подобное, но, разумеется, из серебра, куда меньше, высотой не больше локтя. Это был ритуальный кувшин для вина, который стоял на домашнем алтаре. Вино, вкушаемое из него по праздникам, считалось подношением богам. Хотя пили его люди. Кувшины делались в виде коней, быков или баранов. Обычно они были небольшими, но в этом случае троянцы постарались всех удивить. Троянского коня наполняли вином, украшали цветами и катали по улицам в дни храмовых праздников. Всё население города могло основательно выпить, чувствуя единство и сопричастность к торжественному служению богам.

 Троянцы рассматривали, как чужеземные воины катаются на коне верхом, пытаются залезть внутрь. Бочка давно была пустой, но ахейцы, судя по их настроению, нашли вино где-то в другом месте. Все они были молодыми, на вид не старше восемнадцати лет. Парням должно быть, надоело сидеть под стенами крепости без дела, вот они и нашли себе развлечение.

 Троянцам это зрелище наскучило раньше, чем Хастияру. Народ постепенно начал расходиться со стен. Люди Вилусы так и не увидели, как ахейцы поломали коня, наехав на груду камней от разбитого храма. Деревянные колёса не выдержали и сломались, оставив троянского коня лежать посреди улицы.

    - Ой, придурки, - тихо сказал Хастияр. Он оглянулся по сторонам и заметил, что из всех зрителей остался он один. Остальные жители Трои поспешили заняться более важным для них делом.

 Единственным важным делом была для них оборона города. На это и были направлены время и силы жителей.

 А время на войне тянется совсем по-другому. Медленно, не летит день за днём, а уплывает мгновение за мгновением, будто взбирается на гору. День, прожитый на войне, кажется бесконечно долгим, дольше иного месяца. Прежние мирные дни представляются чем-то чужим, словно не из твоей жизни. Так далеко они от тебя сейчас, хотя были совсем недавно.

 Медленное, тягучее время войны, в котором утро от вечера иногда отделяет целая жизнь.

 Но события, случившиеся в это время, откладываются в памяти куда лучше, чем во время мира. Они остались в памяти навсегда, как изображение хеттского орла, вырезанное на скалах древним скульптором. Виден он и сейчас в Северной Сирии и в Малой Азии.  Ведь время на войне измеряется не днями и месяцами, а сражениями, отступлениями и наступлениями.

 И штурмами города. Из которых нынешний был третьим. Три-четыре дня понадобилось ахейцам, чтобы восстановить силы после первой неудачной попытки захватить Трою. После чего они вновь пошли на штурм и вновь потерпели поражение. Троя снова получила передышку в несколько дней, а потом ахейцы снова пошли на штурм.

 Хастияр начинал понимать, что сражаться на стенах Трои становится для него привычным делом. Из-за зубчатых стен он разглядывал ахейское войско, заметно поредевшее за время боёв. К счастью, они действительно не додумались до осадных орудий. Так Хастияр смотрел на вражескую армию, пытаясь прикинуть их потери и соотнести с потерями троянцев, как вдруг услышал рядом с собой крик.

 Он обернулся и увидел, что ранен один из его слуг. Наконечник ахейской стрелы торчал из правого плеча, пройдя между пластин бронзовых доспехов. Хастияр пригнулся, не желая стать следующей мишенью вражеского лучника. А потом потащил раненого подальше от стен, туда, где ему могли помочь.

 Конечно, свита посланника состояла не из простых слуг. Хотя любому человеку со стороны могло показаться, что они всего лишь переносят вещи знатного хетта или запрягают коней в его колесницу. Нет, их истинная работа была совсем иной. Потому, Хастияр не мог допустить, чтобы один из его доверенных людей остался без помощи.

 Хастияр притащил его под навес, где работали лекари. Их было трое – один седой старик и двое юношей. Лекарям помогали женщины, которые бегали к навесу и обратно, приносили воду и куски ткани на повязки, уносили раненых, и тех, кому уже не смог бы помочь ни один лекарь.

 Раненым хеттом занялись лекари. Они стянули с него доспехи, а потом тунику, на которой расплывалось пятно крови. К счастью, после их действий он потерял сознание. Стрела пробила плечо насквозь, задев ключицу. Старый лекарь вытер мокрой тряпкой кожу и переломил надвое стрелу. А потом вытащил оба обломка – и наконечник и оперение. Рану вытерли лоскутом ткани, смоченным в вине, и туго перебинтовали куском полотна.

 Это длилось недолго, но в течение этого недолгого времени хетт дважды приходил в себя, а потом дважды терял сознание. Всё, на этом оказание помощи закончилось. Больше люди ничего не могут сделать. Им остаётся только положиться на милость богов. Если высшим силам будет угодно, то раненый выживет. А если нет – через сутки или двое начнётся лихорадка, которая сведёт его в могилу за четыре – пять дней.

 Тем временем Хастияр разглядывал лекарей и тех, кому им предстояло оказывать помощь. То есть, всех жителей Трои. Сейчас, во время битвы, будут только тяжелораненые. Те, кто может сражаться, остались на стенах. Они придут позже, когда битва закончится.

 Потом, когда враг снова отойдёт ни с чем от стен города, воины получат время для отдыха. Все жители будут отдыхать, кроме лекарей Трои. Переломы костей, ожоги кипятком, проникающие ранения – это единственное, что запомнится лекарю военного времени.

 Ведь изо всех сил они будут отгонять от себя воспоминания о людях, которым они бессильны были помочь. О тех, кому просто закрыли глаза, когда перестали слышать их дыхание и стук сердца. У кого хоть раз за время работы умирали больные, согласится, что больше всего хочется забыть и не видеть тот момент, когда душа отделяется от тела и начинает путь в царство мёртвых.

 Пожилой лекарь обратился к Хастияру. Ведь посланник сидел прямо перед ним и смотрел невидящим взглядом на работу лекарей. Наверняка, он тоже нуждался в помощи, ведь по-другому поводу к ним не приходят.  Хетт  задумался, но лекарь успел забыть, что Хастияр просто притащил к ним раненого.

   - А у тебя что болит? – Спросил троянец у Хастияра.

   - Ну, у меня голова бывает, болит. Когда много приходится думать. Сразу начинает болеть – сначала виски, а потом затылок. Даже шея болит, а один раз блестящие мушки перед глазами летали, когда я всю ночь с вавилонского языка переводил. Двадцать семь табличек за один раз переписал, - сказал ему Хастияр.

 Тотчас на него обернулись и два молодых помощника и три женщины, которые перевязывали раненых. Все сразу оставили работу и с удивлением уставились на посланника. Людей, которые с подобными пустяками приходят к лекарю, который работает в бесконечном кошмаре войны, им ещё не приходилось видеть.

   - Ты смеёшься над нами? – Только и сказал ему лекарь.

   - Нет, - ответил ему хетт. – Ты же сам меня первый спросил!

 Тут же им обоим стала ясна их ошибка. Пожалуй, я давно уже заработался, так решил троянский лекарь. Ну, а Хастияр собрался возвращаться на стены. Тем более, что его слуге, одному из лучших шпионов Хаттусы, помощь уже оказали. А в древней Вилусе вряд ли нашлось бы средство от головной боли напряжения.

 Потому хетт вернулся обратно, отражать штурм города. Который был по счёту третьим.

 Три раза ахейцы ходили на штурм Трои, и этот раз вновь оказался неудачным. Конечно, будь у ахейцев выбор, они стали бы ждать, а не шли на стены крепости. Но они не могли не догадываться, что Вилуса послала за помощью. Мысли о приходе хеттской армии не позволяли ахейским вождям перейти к длительной осаде города. Приходилось рисковать, раз за разом теряя воинов на подступах к стенам Трои.

 Потому они пошли на штурм города и в четвёртый раз, надеясь в этот день захватить Трою.

 И опять потерпели неудачу. Постепенно жизнь в осаждённом городе становилась для Хастияра привычной. Ему начинало казаться, что он всю жизнь провёл так – сражаясь на стенах, а потом отдыхая по два – три дня перед новым штурмом. Постепенно прошлая жизнь стала представляться какой-то нереальной, придуманной или прочитанной когда-то давно. Будто всё это было не с ним. Не он ездил с посольством в Вавилон и Ассирию, не он бывал в Микенах и разговаривал с царём ахейцев, чьё войско сейчас стояло под стенами.

 Сейчас за стенами Трои жило гораздо больше людей, чем способна была вместить цитадель. Потому Хастияр и решил, что через несколько дней осады город превратиться в мусорник. Вряд ли здешние жители станут следить за чистотой, когда речь идёт об их жизнях.

 Но это оказалось не так. Первой странностью, которую отметил хетт, было то, что город убирался гораздо тщательнее, чем до войны. Каждое утро, когда длинноволосые ахейцы не шли на стены и троянскую равнину не оглашали крики бравых воинов на колесницах, люди Вилусы брали в руки мётлы и подметали улицы. Они вычищали город, стараясь не мусорить на его улицах. Потому улицы городка были аккуратными и чистыми, гораздо чище, чем раньше.

 Конечно, это был способ отвлечься от мыслей о неизбежной смерти, о стоящем под стенами вражеском войске. Тем более, что скоро в цитадели остались только люди. Всю домашнюю скотину, которую притащили в цитадель из сёл, быстро съели.

 Мясо закончилось, и правитель Вилусы приказал кормить всех из одного котла, из запасов, сделанных на случай осады.

 Теперь пищей ремесленника и аристократа стала каша, сваренная из пшеничных зёрен.

 Хастияр заметил, что в нём борются два противоположных чувства – желание вылить на землю безвкусную стряпню троянских женщин и голод. Есть, конечно, хотелось. Но хотелось съесть что-нибудь другое. Например, хороший кусок жареного мяса и свежего пива. Или здешней рыбы. Или пирожков с мёдом и творогом, какие готовили служанки его матери.

 Да всё подошло бы, даже варёные осьминоги и мидии, которые любили готовить критяне, и которые ему пришлось однажды попробовать в Афинском дворце, показались бы сейчас более вкусной едой. Но изо дня в день приходилось есть только одну крупу, сваренную в пресную кашу. И радоваться, что запасли её достаточно и должно хватить надолго. И Вилусе не придётся разделить судьбу других осаждённых город, вынужденных выбирать между голодом и рабством.

 Но вслед за желанием как-то разнообразить свой стол последовали и другие мысли. Вот уже много дней жизнь замкнулась на маленьком клочке земли, замкнутом в городских стенах. Ограниченная жизнь оказалась сама по себе нелёгким испытанием для потомков кочевников на колесницах. Для человека, который привык проводить в движении большую часть дня, невыносимо сидеть в цитадели.

 Просто хочется выйти наружу и отправиться куда угодно. А лучше всего посидеть сейчас на берегу моря, такого близкого и недоступного сейчас. Искупаться в его волнах, развести костёр и посидеть с друзьями, разговаривая обо всё, только не о войне. И не думать об этих болванах, которые постоянно лезут на стены, кричат что-то на своём языке и пытаются отнять нашу жизнь. Хотя постоянно теряют только свою.

 Да, теперь мир был ограничен маленькой Троей. А где-то далеко сейчас, среди пустыни, сверкают облицовкой пирамиды в Египте. Ветер засыпает песком город фараона-вероотступника Эхнатона, погребая на много веков изображения его прекрасной жены. Кто вспомнит потом, отчего он решился отказаться от старых богов и выбрать бога солнца. Его ли было это решение или решение красавицы Нефертити, искусно внушённое мужу.

 Где-то далеко, кочевник рассказывает детям о едином боге. Это он услышал когда-то от своего отца и деда, которые бывали в городе Эхнатона. Там их воображение поразил гимн великому богу солнца и фараон, сокрушивший веру многих тысячелетий за один день.

 Где-то далеко, в Вавилоне строят храмы. По приказу царя сотни рабочих месят песок и глину, не обращая внимания на то, что попадается им в земле. Да и откуда неграмотным простолюдинам знать, что иной раз их лопата разбивает табличку с записанной историей о потопе, о семье праведника, сумевшего спастись от гибельных волн.

 А совсем близко к осаждённой Трое находятся прибрежные города Малой Азии. Кровь множества народов перемешалась в их жителях. Но всех их объединяет вера в Богиню, которая одновременно и Дева и Мать Богов.

 Когда-нибудь жители большого мира встретятся, поговорят о богах и расскажут друг другу древние легенды.

 Хорошо будет снова вырваться в большой мир, стать свободными. Но это невозможно, пока под стенами стоит войско великого царя Аххиявы. Потому приходиться есть, что дают, радуясь малому.

   - Что, не нравится? – Перед Хастияром остановилась пожилая женщина. Именно она варила и раздавала кашу. Потому троянка и заметила, что миска Хастияра была почти полной, съел он совсем мало, в отличие от троянских воинов.

 Конечно, не нравится. Только скажи об этом вслух, и в другой раз могут не дать. Потому хеттский посланник просто промолчал в ответ.

 Но за него ответили другие. Воин, который сидел рядом с Хастияром, тут же подвинулся к нему поближе, заслонив от взгляда женщины, а сам начал быстро говорить, обращаясь к ней:

   - Всё нравится! Очень вкусно! Никто не лучше бы тебя не приготовил!

   - Да, ну, что ты, - сказала ему троянка. – У нас уже и дров осталось мало, даже воду закипятить тяжело. И масло заканчивается, и соль.

   - А, совсем незаметно!

 Троянка отошла от них. Она направилась дальше, раздавать нехитрую еду. Воин подождал, когда женщина отойдёт от них. А потом сказал Хастияру:

   - Ты её не обижай. Да, эту стряпню есть невозможно. Ну, разве на войне кому-нибудь хорошо бывало? Видишь её? – Воин указал хетту на женщину. – Даже сейчас, в войну, она могла бы и не работать. Это жена самого богатого купца в Вилусе, у нас их знают все. Она прислала бы служанок, и сидела бы дома. Но, как видишь, не может. Потому, как придётся ей сидеть там самой. Все же у неё погибли – и муж, и двое сыновей. Даже внук, совсем ещё подросток. Кто сразу, на стенах, умер, кто потом от ран. Теперь она и готовит еду на всех.

 Хастияр поднял голову, стараясь разглядеть получше одну из женщин Трои. Конечно, он видел её уже много раз, её фигура стала привычным зрелищем. Она была уже в годах, в преклонных годах. Об этом говорило всё – и полнота, и сутулая осанка.

 Время унесло её молодость, но даже война не смогла скрыть то, что она привыкла жить в достатке и другого не знала. Платье из тёмно-лиловой шерсти, плащ и платок на голове такого же цвета были из дорогих тканей, совсем не похожие на пёстрые платья местных модниц. Тяжёлые серебряные браслеты звенели, когда она наклонялась, раскладывая кашу по мискам. Солнечный свет растворялся в янтарных подвесках на серебряном ожерелье, тяжёлом, как часть воинских доспехов.

 Так он разглядывал женщину, пока она не скрылась, зайдя за угол собственного дома, уступавшего по величине только царскому дворцу.

 Сначала будем хлеб есть, а потом воду пить. С этих слов началась вновь хеттская грамота, их смысл впервые стал ясен для людей, прочитанный и понятый более столетия назад.

 Эта фраза из завещания одного из хеттских царей приходила на ум Хастияру всё чаще и чаще. Сначала эти слова, а потом и весь текст.

 Если вы будете едины, и  думать  сначала о благе государства, а потом о собственном, то возвысится ваш город. Так говорил один из царей древней Хаттусы. Таким был смысл его завещания потомкам.

 Хорошо бы снова оказаться в столице огромной империи. В городе, на языке которого вода – это вадар, огонь – агнис, вино – виани, небо – небис, супруги – ладо, отец – аттас.

 Далеко, от моря до моря, раскинулись границы огромной страны. Это самое большое государство известного мира. Ведь оно находится под покровительством богов. Богиня-мать в солнечном венке и Бог Грозы, поражающий Змея, и Бог Солнца, пастырь человечества, навечно остались в памяти людей. Как бы они не назывались окрестными народами, их изначальные образы понятны даже отдалённой родне древних хеттов.

 Но сами себя хетты называли по-другому. Несили, то есть наши, свои. Так называли они себя сами. Чтобы отличать друг друга среди тех, кому понятен их язык без всякого перевода. Ведь однажды знаток языков Древнего Востока прочитает и поймёт слова о хлебе и воде без всякого перевода.  

 Потому хеттский посланник всё чаще вспоминал слова давно умершего правителя о хлебе и воде, так как другая пища стала ему недоступной. И поскольку хлеб осаждённого города был не лучшего качества, можно было выпить воды.

 С водой в Трое недостатка не было. Но так мог сказать только житель сирийской пустыни.

 В городе находилась система колодцев, которая вела к подземному источнику. Подземный поток Вилусы считался священным у местных жителей. Благодаря ему у троянцев был постоянный доступ к воде.

 Но хватало воды только для питья. Жители Вилусы опасались брать из колодцев слишком много, ведь в жаркое засушливое лето они могли быстро обмелеть. Потому набирали самую малость.

 А ведь надо было мыться, стирать одежду, готовить еду, мыть посуду, перевязывать раненых. На всё это нужна была вода. Потому Хастияр постоянно спотыкался об кувшины и баклажки, наполненные водой, которые стояли везде, даже в царском дворце. Хотя вода из подземного потока Вилусы была чистой и прохладной в любую жару. Потому хетт и пошёл к подземному источнику.

 Он налил воды в чашу из серой местной глины, украшенной простым орнаментом из насечек и полосок. И выпил её, отгоняя мысли о хорошей ванне, которую следовало бы принимать знатному человеку, а не ограничиваться обтиранием куском влажной ткани.

 Вкус у воды был странным, от неё немного кружилась голова, как от лёгкого вина. Может быть, и вода в Трое была странной, а может, начала сказываться плохая еда, которую ешь и не насыщаешься. Потому и кружится голова от глотка родниковой воды.

 За спиной у Хастияра послышался шорох. Он обернулся и увидел женщину, которая пришла к подземному колодцу. В руках она держала серый кувшин с узким горлышком. Следом за ней вбежал мальчик лет семи – восьми.

 Женщина подставила кувшин под струйку воды. Медленно, капля за каплей вода начала стекать в горлышко кувшина. Сколько надо времени, чтобы наполнить его до краёв?

 Ждать пришлось долго, пока кувшин с водой не начал оттягивать ей руки. Всё это время мальчик крутился вокруг матери, играя сам с собой, поражая деревянным мечом невидимых врагов.

 Вода подземного источника постепенно наполняла кувшин женщины из Трои.  Солнечный луч пробился из маленького отверстия в своде колодца, освещая её только до талии.

 Только она вошла, как тут же Хастияр передумал выходить наружу. Не настолько же он устал от этой войны, от недоедания и постоянных мыслей о собственной вине в провале миссии, чтобы не замечать красивой женщины рядом. Троянка  стояла в трёх шагах от него. Так близко, что захотелось прикоснуться к ней. Почему бы и не сделать это? Ведь солнечный луч может гладить её нежную кожу.

 Мельчайшая водяная пыль искрилась, оседая на светло-русых волосах, отчего они блестели ещё ярче. Водяные капельки оседали на ткани белого корсета. Троянка была одета в длинную юбку и корсет, но местная женщина не рискнула бы появиться с обнажённой грудью, подобно критянке. Да и не нужно было, ведь корсет так обтягивал фигуру, делая её и открытой и недоступной одновременно.

 Вода капала, кувшин наполнялся всё больше и больше. Скоро ей придётся уходить.  Неужели он так и не решится заговорить с этой женщиной?

 Конечно, женщина почувствовала, как глядят на неё. Она обернулась и сказала, обращаясь к сыну:

   - Ты должен пристойно вести себя, как учил отец. Ведь он знает всё сейчас.

 Хотя говорила она сыну, но на самом деле слова предназначались для Хастияра. Женщина намекала ему, что несвободна. Так следовало понимать её слова. Потому хетт и не стал пытаться заговорить с ней.

 Вода наполнила кувшин до краёв, даже пролилась через край. Тогда троянка вытащила его и поставила на нижнюю из четырёх ступенек, которые вели наружу, к выходу из подземного источника. Она хотела уже уходить, но обернулась и обратилась к Хастияру, хотя он уже потерял надежду на сближение с ней:

   - Хорошо, что у нас есть вода. Конечно, на всё не хватает, но ничего, не буду же я заставлять служанок стирать мои платья, тогда другим воды не хватит. Зато для питья достаточно всем.

 Потом троянка вновь повернулась к сыну:

   - А ты, в другой раз, если воду из кувшина взял, так должен и заново его наполнить. Ты же сын своего отца и должен вести себя достойно. Ведь отец твой сейчас всё видит, он вместе с предками, в Веллу.

 Женщина подхватила тяжёлый кувшин и стала подниматься по четырём каменным ступенькам. С каждым шагом она всё больше и больше выходила на свет. Перед глазами Хастияр мелькнули фиолетовые, лиловые и малиновые полосы. Широкая пёстрая юбка, пояс и белый корсет. Что-то было знакомое в этом наряде, где он видел его?

 Хастияр вспомнил, хотя теперь мирные дни Трои казались чем-то невообразимо далёким. Её он видел, когда стоял на крыше дворца, в последний мирный день. Тут же он вспомнил и ребёнка – да, это  был сын начальника дворцовой стражи, внук Алаксанду. А троянская красавица была его вдовой.

 Хорошо быть красивой, да ещё и богатой. Хорошо, когда дома лежит множество нарядов. Не беда, что троянские женщины теперь не могут выйти из города и постирать бельё в реке. Ведь она может хоть каждый день менять платья и выглядеть пристойно. Зачем беречь платья, не надевая до праздников самое лучшее? В рабстве или в царстве мёртвых, Веллу они нам не пригодятся.

 Вскоре жители Трои осознали, что боги приготовили для них только смерть или рабство, иной судьбы не дано. А что же ещё они могли подумать, когда поняли, что им на помощь никто не придёт.

 Напрасно они смотрели на восток, вглядываясь в степь, выгоревшую под летним солнцем. День за днём, умирая на стенах родного города, они ждали. Но войско великого царя так и не пришло.

 Когда истёк месяц с начала осады, стало ясно, что дальше надеяться бессмысленно. Все сроки прошли, и проигрыш ахейцам становился неизбежным. Их войско, хоть и сильно поредевшее, было всё ещё сильнее троянцев. Похоже, империя просто забыла о маленьком городе, занятая истинно великими делами, предоставив троянцев собственной судьбе.

 Осознание того, что их бросили на произвол судьбы, начало сказываться и на жизни Хастияра. Изменение отношения троянцев он почувствовал сразу. Теперь его уже не приветствовали прохожие, никто не пытался сказать что-то приятное.

 Наоборот. Казалось, жители Вилусы решили отпускать ехидные шутки в его адрес. Но срывать раздражение на Хастияре было бессмысленно. Он воевал наравне со здешними людьми.  Ведь хеттское войско от этого бы не появилось. А самому посланнику придётся разделить судьбу жителей Трои, какой бы она не стала. Потому Хастияр старался не заводить лишних разговоров.

 Но куда же от них  укроешься, это невозможно в осаждённом городе. Хастияр прошёл мимо компании воинов, стараясь не заговаривать с ними. Он отвернулся к стене и начал рассматривать лагерь ахейцев, их корабли, вытащенные на берег.

 Но один из воинов тут же начал рассказывать, нарочно повысив голос:

   - А ещё в Хаттусе есть такой порядок. Когда кому-нибудь из царских гвардейцев приспичит отойти по нужде, он должен оповестить о том своего десятника. А тот должен доложить сотнику, а тот – тысячнику. Начальник над тысячей воинов должен передать эту просьбу великому царю. Потом царь даёт разрешение, и его должны донести до воина его начальники. В общем, пока дождёшься царского приказа, можно обоср…

 Воин осёкся, вдруг замолчал, не смея продолжать. Неудивительно, ведь перед ними появился Алаксанду. Правитель Трои обходил стены, по нескольку раз за день.  Увидев Алаксанду, троянцы перестали разговаривать, глядя только на своего царя. Алаксанду мельком посмотрел на собравшихся и сказал Хастияру:

   - Пойдём отсюда.

  Хастияр последовал за правителем Трои. За их спинами стояла полная тишина, никто не решился высказаться в присутствии царя.

 Вдвоём они пошли к дворцу Алаксанду, разговаривая на ходу. Вернее, говорил троянский правитель. Хастияру же досталась роль слушателя, что последний раз бывало с ним в ранней юности.

   - Кто знает, - сказал Алаксанду, - почему не пришло хеттское войско. Может быть, с нашим гонцом что-то случилось по дороге, и в Хаттусе просто ничего о нас не знают. Или в Сирии что-то случилось, а мы об этом узнать не можем. Причины могут быть разные.

 Потом он надолго замолчал, разглядывая посланника, а потом вдруг спросил его:

   - А что же ты так мучаешься? Почему у тебя на душе настоящая буря, а? Ведь  я же вижу. Я давно заметил, но неудобно было спрашивать. А сейчас уже всё равно.

   - Ну, я думал, что можно было этого избежать. Если бы обстоятельства сложились по-другому…

 Да, если бы обстоятельства были другими. Только с чего начинать рассказ о проваленном задании царя хеттов? Почему же провалилась политика, которая не давало сбоев на протяжении многих лет?  О критянке и её страстях? Или причиной всем нынешним несчастьям стало давнее землетрясение на Крите, оно привело в чужой для неё мир последнюю минойскую принцессу.

 Или честно назвать виновным себя? Вспомнить тот давний, удачный, как ему казалось, приезд в Микены. Как он мог не сообразить, что дорогие подарки лабарны только разожгут алчность царя Аххиявы.

 Хастияр раздумывал, с чего начать рассказ, но троянец даже не стал его слушать.

   - Да, если бы обстоятельства сложились по-другому. А как это, по-другому? Ведь у нашей войны всего лишь одна причина – желание пограбить. Такая же причина у всех остальных войн на свете – люди хотят присвоить чужое добро. А если правителей и воинов одолевает это желание, все ухищрения становятся бессильными. Нельзя льстивыми речами посланников удержать врагов от грабежа. Остаётся только одно средство – это война. Как бы не сложились обстоятельства, ни ты, ни кто-то другой не помешал бы ахейцам напасть на Трою.

 Всё это время они прогуливались по внутреннему дворику, но потом Алаксанду указал хетту на лестницу, ведущую на крышу дворца. Наверное, только там они могли поговорить без лишних свидетелей.

 Отсюда открывался отличный вид на троянскую равнину. Потому оба они молчали, разглядывая окрестности города.

 Больше не было виноградников и оливковых рощ. Сады сгорели в кострах завоевателей. На склонах холмов не видно было овечьих стад, троянские пастухи теперь стояли на стенах. Местами на полях оставалась пшеница, но большинство их вытоптано. Вдалеке, на юге, был виден дым. Похоже, завоеватели разрушили и дальние сёла, их жители не успели укрыться в городе. Да и сам нижний город был уже почти разрушен. Всё, что не смогли разграбить, ахейцы развалили. Нетронутой оставалась только цитадель.

 Алаксанду долго разглядывал то, что оставалось от его страны. Потом он вновь заговорил. Похоже, что он давно уже искал повод поделиться мыслями с Хастияром:

   - Тебе, конечно, известно, что я не родной сын прежнего царя. Я был дальним родственником покойного царя. Но у него не было сыновей. Тогда он усыновил меня и сделал наследником. Наверное, были и другие желающие получить власть в Трое, не только я один. Я помню, как за моей спиной шептались. Люди говорили, что моё место не в царском дворце, а среди пастухов на склонах Иды. С тех пор я и потерял покой. Мне постоянно казалось, что я занимаю чужое место, что я должен доказать, что достоин быть правителем.

 Алаксанду присел на ограждение, отвернувшись от вида разрушенной страны. И продолжал вспоминать:

   - Что я только не делал! Тогда я был молодым и глупым. Я не понимал, что на самом деле важно. Я даже решил, что наибольшее уважение вызывает мужская сила. У меня было много наложниц! Но, я быстро понял, что подданным нужно что-то другое.

 Алаксанду усмехнулся, вспоминая давние приключения. Но все они давно остались в прошлом. Настоящим же была война с ахейцами, которую, если судить по всем правилам воинского искусства, Троя должна была проиграть.

   - Да, - сказал правитель Вилусы. – Теперь мне самому уже смешно об этом вспоминать. Но потом я поумнел. Я решил, что надо добиться славы на войне! Тогда Вилуса заключила договор с царём хеттов. И воины Трои храбро сражались с египтянами в рядах армии хеттов! Но желанного покоя в моей душе не наступило, всё время чего-то не хватало! А позже я додумался, что больше всего люди ценят собственный достаток и благополучие. Поэтому я и старался, чтобы купцы и ремесленники Вилусы во всём получали поддержку от царя. Боги свидетели, наш город начал процветать. Но для меня всегда оставалась капля сомнений – достоин ли я места, которое занимаю?

 Алаксанду внимательно посмотрел на хетта. Конечно, Хастияр понимал, почему правитель Вилусы разоткровенничался. Появится ли у него другая возможность поговорить, кто знает?

 Он отошёл от Хастияра и обернулся, глядя на разрушенный город.

   - А теперь я ни о чём не беспокоюсь. Вот оно, моё, настоящее. Больше нет никаких сомнений. Я на своём месте. Что может быть более достойным, чем воевать за свободу родного дома? Наверное, мы проиграем, Хастияр. Но, сейчас я не могу подобрать слов. Ведь об этом я не рассказывал никому и не умею говорить красиво, как писцы в царском архиве Хаттусы. А ты, я знаю, сочиняешь стихи не хуже придворных поэтов. Пусть кто-нибудь другой найдёт слова, чтобы описать чувства в моей душе. Пойдём отсюда, я вижу, что в лагере противника что-то происходит. Снова они полезут на стены? Пошли быстрее вниз.

 Сегодня Хастияр решил, что Трою захватят. По-другому, он и не мог подумать. В этот раз ахейцы подготовились к штурму основательно. Конечно, ни таран, ни гора у них не появилась. Но они собрали силы, чтобы окончательно расправиться с городом. А воины Трои сражались, как никогда плохо. Ещё бы, ведь они потеряли надежду на приход хеттской армии. Чувство обречённости повисло над городом.

 Хастияр хотел оглянуться назад, что там делается с противоположной стороны. Этот участок стены был самым опасным, его толком даже не достроили. Вроде бы, не хватило средств, они срочно понадобились на что-то другое.

 Но не мог. Ахейские воины не давали ни мгновения передохнуть, они шли и шли вперёд. Уже не один и не два, а гораздо больше смогли оказаться внутри крепости. К счастью, троянцы смогли убить их на стенах.

 Он перестал замечать что-либо, кроме запаха крови. Она текла по стенам снаружи, скапливалась в маленькие лужицы и чавкала под ногами. Неужели, это никогда не закончится?

 Нет, похоже, ахейцы в это раз отступили. Хастияр только теперь смог оглядеться. Там, за спиной всё было в порядке. А впереди?

 Отступление было всего лишь подготовкой к новому штурму. Хастияр внимательно рассматривал ахейского вождя, который объезжал на колеснице ряды войска. Что-то там происходило, отчего все ахейцы начали разом кричать, кого-то приветствуя?

 Из ахейского лагеря выехала новая колесница, её сопровождали радостными возгласами всего войска. Хастияр выглянул наружу, отойдя от защиты каменного выступа, стараясь разглядеть воина на колеснице.

 И тут же он почувствовал острую боль в правом плече. Стрела, которая ранила его, торчала рядом, вонзившись в доску. Хастияр переложил копьё в левую руку и осмотрел плечо. Доспехи спасли его от серьёзной раны, стрела только разрезала кожу и поверхностные мышцы. Он согнул пальцы в кулак. Вроде ничего, но кровь текла не останавливаясь, капала на ноги, текла тонкой струйкой под туникой.

 Только этого сейчас не хватало! И от одежды подходящего куска не оторвёшь. Что делать, ведь пройдёт совсем немного времени, и ахейцы снова пойдут в атаку.

 Он поглядел вниз – навес лекарей был совсем рядом. Потом снова на войско ахейцев – ничего, он успеет. Хастияр поспешил спуститься со стены.

 Сегодня у них было слишком много работы, потому хетт подошёл к тем, кто был свободен. С краю под навесом сидела старуха, а рядом с ней девочка лет одиннадцати – двенадцати.  Возле девочки лежали куски полотна, бронзовый нож и ножницы, которыми она разрезала ткань на повязки. Хастияр сел рядом с ними, стараясь не выпускать из виду тот участок стены, на котором было его место.

 Старуха взялась за дело. Более медлительной и неумелой работы хетту до сих пор не приходилось видеть. Конечно, годы сказывались, видела она уже плохо. Начинала бинтовать руку, а потом распускала, исправляла повязку. К тому же, и старуха, и девочка постоянно оглядывалась на стену, ожидая нового нападения.

   - Бабушка, почему ты замолчала? Мне же страшно! Продолжай! Когда ты рассказываешь, я не боюсь.

 Хастияр вздрогнул. Старуха в очередной раз выпустила полоски ткани, задев его раненую руку. Она вновь взяла тряпку и продолжала перевязывать, не глядя на Хастияра и обращаясь к девочке:

   - Когда Бог Грозы проиграл Змею первую битву, помочь ему решила богиня Инара. Она нарядилась в золотое платье и пришла в город.

   - Правда, золотое? Я таких никогда не видела!

   - Конечно, в золотое. Ведь она же богиня. У Инары были светлые волосы, она была высокой и стройной. Инара надела золотое платье и туфли на высокой подошве, а шею блестящее ожерелье. Такой её увидел смертный мужчина, один из сыновей хеттов. Как только увидел, так и влюбился! И сразу согласился помогать богине в борьбе со Змеем. Но сначала поставил ей одно условие…

   - Какое, бабушка? Что он попросил?

 Тут старуха снова замолчала, неуверенно оглянувшись по сторонам.

   - Разве ты не знаешь?

   - Не знаю, какое?

 Девочка смотрела на неё, ожидая продолжения рассказа. Хетту показалось это странным, ведь любой, даже ребёнок в Анатолии знал историю о победе Бога Грозы над Змеем.

 А, вот в чём дело. Ведь смертный мужчина сказал богине – когда я с тобой, как с женщиной, посплю, сделаю, что твоей душе угодно. Конечно, речь шла о том, что смертный предлагал богине совершить обряд священного брака. Вступив в связь с божеством, человек получает часть божественной силы, необходимой для решительной схватки со Змеем. Но, похоже, девочку просто начала интересовать эта сторона жизни, что же происходит между мужчиной и женщиной.

 Снаружи, из-за стен снова раздались воинственные крики врагов. Сейчас они вновь выдвинутся к стенам города. Старухе осталось один раз обернуть тряпку и закрепить узел на повязке. Но сначала она забрала у девочки бронзовый нож и положила себе на колени. Тут же она встретилась взглядом с Хастияром. Он понял без слов, что задумала старуха.

 Да, она это тоже почувствовала и с вызовом посмотрела на хетта. Надо было ужаснуться её мыслям. Ведь бабушка решила убить внучку, в случае, если ахейцы ворвутся в город.

 Хастияр оценивающее поглядел на девочку. Лицо и фигура совсем ещё детские, ни груди, ни талии не различить под туникой из грубой шерсти. Ничего, для завоевателей сгодится. Они разбираться не будут, ребёнок это или взрослая женщина. Так что троянская девчонка скоро узнает, что же происходит между мужчиной и женщиной.

 Потому, лучше ей быть мёртвой, чем изнасилованной толпой завоевателей.

   - Ты когда-нибудь закончишь? Знал бы, что ничего в ранах не понимаешь, не подошёл бы, - раздражённо бросил ей Хастияр.

 Она торопливо завязала узел на тряпке. Вопли и крики слышались всё ближе и ближе. Войско подходило к стенам. Но Хастияр как раз успел вернуться на своё место, до того, как начался штурм.

 Поздно ночью он вернулся в свои комнаты во дворце. Хастияру уже не чувствовал ни усталости, ни боли, он не хотел есть, не мог ничего делать. Но, и заснуть тоже не получилось. События прошедшего дня смешались в голове и, всплывая в памяти, уже не вызывали чувств. Ранение Алаксанду, отступление врагов, смерть его слуг и множества троянских воинов мелькали в памяти, оставляя ко всему равнодушным.

 А потом его начала беспокоить одна простая мысль.  Пройдёт один – два дня и Трою захватят. Помешать этому уже не сможет никто. Потому, в руки противнику не должно попасть то, что хранил у себя Хастияр.

 Хетт раскрыл шкатулку, где хранил самое ценное, и достал оттуда две печати из ляпис-лазури, удостоверяющие его статус царского посланника. И две деревянные таблички со сведениями, добытыми его шпионами, о делах прибрежных царств – Апасы и других соседей. Они заплатил за них слишком дорого. Если сведения попадут в руки ахейцам, это может навредить всей политике хеттской империи на побережье.

 Надо бы спрятать их в надёжном месте. Но, где оно?

 Хастияр раздумывал недолго. Конечно, подземный источник Вилусы. Там никто не додумается искать.

 Он не стал дожидаться утра, просто взял факел и пошёл к источнику.

 В подземном колодце было темно и сыро. Свет факела выхватывал из темноты серые стены, воду, которая медленно стекала по камням и жертвенник. Троянцы ведь молились подземному источнику, как божеству.

 Странные они люди, подумал Хастияр. Ведь система подземных колодцев были делом человеческих рук. Её построили несколько поколений жителей Вилусы.

 Да, замечательно, что благодаря подземному источнику нет недостатка в воде, но поклоняться ему, как богу?! Это необъяснимо.

 Едва Хастияра посетили крамольные мысли, он тут же увидел, как вокруг жертвенника задрожал воздух, и начали сгущаться облачка водяной пыли. Хетт поднёс факел к жертвеннику. Он увидел только грубо вытесанный камень, цветные нитки и лоскуты.

 Хастияр обернулся назад, разыскивая подходящее место для тайника. Вдруг прямо перед ним камень блеснул тусклым серым светом. Хетт приблизил к нему факел.   

 Пламя факела мерцало, осыпаясь искрами, которые падали в темноту и тут же гасли. Но его света было достаточно, чтобы разглядеть нечто невиданное. Прямо перед ним в толще камня появилась дверь. Причём сделана она была из железа, как понял Хастияр, прикоснувшись к двери.

 Что за нелепость? Откуда бы здесь появиться двери, да ещё из такого дорогого металла? Безумие делать подобные двери. Наверное, все дома в Вилусе можно было купить за такое количество железа.

 Хастияр положил ладонь на железную поверхность и почувствовал ледяной холод. От его прикосновения дверь начала медленно открываться. Хетт шагнул внутрь.

  Он переступил порог и оказался…

 Где же он оказался? Это место не могло находиться в цитадели Вилусы. Хастияр стоял в конце длинного коридора. Он уходил вперёд на полсотни шагов, и освещался не факелами, а странными тёмно-синими трубками на потолке. Они светились сами по себе, не давая дыма и копоти, но с трудом рассеивали темноту. В коридоре было сыро и холодно, как будто на улице стояла зима, а не лето. Причём очень холодная зима, непривычная для жителя Анатолии.

 Хастияр огляделся по сторонам. Здесь он был не один. Рядом со стенами стояли скамьи, на них сидели люди. Их было примерно два десятка, в основном пожилые, закутанные в одеяла. Дремали или тихо разговаривали между собой.

 Хастияр попытался обратиться к ним, но они его не услышали, хотя хетт начинал говорить на всех известных ему языках. Он поднёс факел к их лицам, но, эти люди смотрели сквозь него, не видя. Словно Хастияр стал призраком. Или призраками были они.

 Он прошёл по коридору ещё несколько шагов. С краю, на скамье спал мужчина, куда моложе остальных, одетый в куртку и штаны серо-зелёного цвета. На поясе у него был длинный широкий нож, тоже из железа. Он лежал, обнимая какую-то странную штуковину, длинную трубу из чёрного металла.

 Где же он очутился, кому же из тысячи богов молиться, чтобы странное наваждение закончилось? Неужели он наказан за то, что осмелился плохо подумать о божестве троянцев?

 Хетт замерзал всё больше и больше. Его длинная хурритская туника была слабым спасением от морозного воздуха. Но вдруг началось такое, из-за чего Хастияр мгновенно забыл о холоде.

 Похоже, началось землетрясение. Стены задрожали, штукатурка начала осыпаться со стен и потолка, крошась на мелкие песчинки. Хетт понял, что коридор находится внизу большого здания, которое от землетрясения могло сложиться и завалить их.

 Но это было не землетрясение. Он видел их несколько раз, но подобного не испытывал никогда. Одновременно началось что-то совершенно невообразимое. Будто снаружи дул страшный ветер. Ураган или шторм на море больше всего были на это похоже.

 Хастияр оглянулся, ища объяснения у этих людей-призраков. Все они проснулись, те, кто не спал, перестали разговаривать. Люди смотрели вверх на потолок, на противоположную сторону коридора. Вдруг землетрясение и ураган прекратились.

 Чтобы через несколько мгновений начаться снова. Он смотрел на лица этих странных людей и вдруг понял, что происходит вокруг. Подобное он видел в глазах на протяжении последнего месяца. Страх, гнев и чувство собственного бессилия. Он находился не в Вилусе, но точно мог сказать, что происходило снаружи этого странного коридора.

 Там шла война. И эти старики, мужчины и женщины, прятались сейчас от неё.

 Парень в серо-зелёной одежде проснулся. Он поднялся и пошёл к выходу. Там его ждали ещё двое, одетые точно, как он. Они совещались, кто-то один постоянно выглядывал наружу.

 Сколько же он будет здесь находиться? Наверное, пока не сойдёт с ума. Или не замёрзнет окончательно.

 Хастияр прошёлся по коридору, несколько шагов вперёд, а потом назад, чтобы согреться. Но это не помогло. Попросить одеяло у призраков? Хастияр горько усмехнулся своим мыслям.

 Внезапно он почувствовал тепло. Слабая струя тёплого воздуха шла от белого ящика, который стоял на полу. Она бы не смогла согреть весь коридор, но Хастияр протянул к ней руки. Да, тепло было настоящим, вполне ощутимым. Рядом с ящиком, на лавке спала женщина, которую он сразу не заметил.

 Она дремала, не обращая внимания на окружающий кошмар. Хастияр наклонился к ящику, грея руки, и рассматривал женщину. Но увидел он мало. Только русые волосы, которые закрывали лицо, и мех лисы, которым были оторочены воротник и рукава её тёплой одежды.

 Хастияр придвинулся поближе к ящику, спасаясь от холода. И вдруг зацепился ногой об верёвку белого цвета, которая шла от ящика к стене. Он едва не упал. И тут же перестал чувствовать струю тёплого воздуха. А женщина рядом проснулась.

 Она села на лавке и посмотрела на Хастияра. И увидела его, единственная из всех людей-призраков. Она смотрела на хетта, который держал в руках факел и свёрток с табличками, и щурилась от пламени его факела.

 Несколько мгновений Хастияр и женщина смотрели и видели друг друга.

 А потом всё пропало. Внезапно его видение закончилось. И вот Хастияр почувствовал, что снова стоит внутри подземного колодца, в осаждённой Трое.

 По стенам стекала вода, а прямо перед собой, вместо двери, Хастияр увидел глубокую нишу. Она как раз подходила, чтобы спрятать его свёрток.

 Там Хастияр и оставил свёрток, не рискуя далее оставаться в подземном колодце.

 Утром Троя ждала штурма, но его не было. Не было и на следующий день, и через день.

  Это объяснялось только одним – ахейцы поняли, что никто не придёт на помощь Трое. Теперь они могли не торопиться, не рисковать, теряя людей при штурме. Надо было просто подождать.

 Ждать – оказалось самым ужасным. Здесь, внутри цитадели, не происходило ничего. Люди просто встречали утро, ничем не отличающееся от утра прошедшего дня. День проходил, а завтра было то же самое. Завтра было то же бесконечное и бессмысленное ожидание.

 Так прошло десять дней. Для защитников крепости они показались равными десяти годам.

 Эти дни ничем не запомнились Хастияру. Сначала он постоянно ходил и выглядывал со стен наружу. Но лагерь ахейцев был далеко, и отсюда ничего не было видно. Потом жалел, что не взял с собой ничего почитать, и стал вспоминать, о чём читал в своей жизни. К концу десятого дня он едва не вернулся к подземному источнику.

 Но не смог, ведь страх перед неизвестным оказался сильнее опасений за собственную жизнь. Потому хетт целыми днями бессмысленно слонялся по цитадели.

 Так он начал замечать нечто, что  показалось ему странным. Ближе к вечеру, когда спадала жара, женщины заканчивали домашние дела и садились вышивать.

 Всё это не имело никакого смысла. Но только на первый взгляд.

 Каким странным не казалось это занятие, оно позволило занять время и отвлечь от назойливых мыслей о приближении собственной смерти. Лучше было сидеть и вышивать, чем бесконечно терзаться от собственного бессилия и гнева. Во всяком случае, троянки выглядели спокойными перед лицом опасности.

 Потому Хастияр отыскал среди женщин троянскую жрицу и сел рядом с ней. Если можно взять взаймы серебро, то почему бы не занять немного хорошего настроения, вдруг, это окажется возможным?

Красные и жёлтые нитки мелькали в пальцах женщины, проходили насквозь через кусок белой шерстяной ткани. Бронзовая иголка блестела в свете вечернего солнца, а потом пропадала, оказываясь на изнаночной стороне. Медленно, стежок за стежком, на ткани оживал венок из цветов.

 Троя славилась разнообразием тканей, торгуя ими и в ближних и в далёких странах. В нижнем городе располагалось множество мастерских ткачей. Любая здешняя женщина прекрасно обращалась с веретеном и иголкой.

 Теперь не было смысла думать о будущих доходах.  Потому царица без сожаления раздала женщинам отрезы ткани и нитки из кладовых дворца. Вот они и проводили вечера за вышивкой, не зная, смогут ли закончить завтра то, что начали этим вечером.

 Постепенно площадка перед дворцом заполнялась народом. Рядом с хеттом и троянской жрицей собрались люди всех возрастов и положения в обществе. Все, кто ещё оставался в живых в осаждённом и полуразрушенном городе.

 Троянская жрица завязала узелок и отрезала нитку. Новую ей вдевать не хотелось, тем более, что постепенно начинался вечер, над городом стали сгущаться сумерки. Потому красные нитки начали казаться тёмно-бордовыми, сливающимися с закатным небом. Она внимательно посмотрела на запад, на заходящее солнце и сказала:

   - А ведь сегодня праздник нашего бога. А мы о нём совсем забыли!

   - Да, - подтвердил пожилой воин, - сегодня праздник Аполлона.  Но бог – защитник нашего города не оскорбится, если мы не отпразднуем его, как положено.

   - А может, это надо сделать? – Сказал им Хастияр. – Как у вас, в Трое, его празднуют?

   - Почему бы и не отпраздновать, - согласилась с ним жрица. – Только захотят ли люди? Ведь сейчас идёт война.

 Но люди захотели. Бог ворот, защитник Вилусы, Аполлон, лучшим приношением в свою честь считает музыку. Песню он предпочитает больше, чем жертвы и кровь на алтаре.

 Кто-то принёс лиру и отдал её жрице. Быстро нашлись флейты и барабаны. С десяток музыкантов заняли места, выстроившись полукругом за спиной троянской жрицы. Из толпы выбежала рыжеволосая девушка. Она остановилась напротив жрицы и спросила у неё:

   - Что же мне спеть?

 Когда-то давно, в столице хеттов, Хаттусе, более трёх тысяч лет назад, жил один человек по имени Киллас. Это был первый поэт, писавший на языке тех, кого называют индоевропейцами. За много веков до Гомера и Гесиода он писал о богах. О том, как на небе одно поколение богов сменяло другое. О великанах и борьбе с чудовищами. О прекрасных богинях – соблазнительницах героев.

 Но о богах он писал, только находясь на службе в царском архиве Хаттусы. В остальное время он сочинял песни. Их героями были только люди, но их знали и во дворце хеттского царя, и в домах его подданных. И здесь, в Трое.

   - Давайте споём о троянце, который украл свою невесту, - предложил кто-то из толпы.

  - Нет, надо что-то другое, - не согласилась с ним жрица. – Надо, чтобы там случилось что-то хорошее, когда все уже потеряли надежду.

   - Я знаю! – Сказала рыжая девушка. – Только мне нужен второй голос.

 Из толпы вытолкали, почти силой, молодого парня. Хастияр запомнил его, как одного из самых лучших стрелков. Храбрый парень, это хетт запомнил. Но выйти спеть перед народом он побоялся, пока земляки настойчиво не попросили.

 Певцы стали рядом, жрица и музыканты за её спиной начали играть. По всей стране хеттов славятся певцы из Вилусы, но подобного мастерства Хастияру никогда прежде слышать не доводилось.

 Да какое там мастерство, просто песня шла от самого сердца. Она летела над разрушенным городом, леча его раны. Два голоса, мужской и женский обращались друг к другу, потом сливались вместе, рассказывая простую историю.

 Далеко, в чужие края уехал хеттский воин. Далеко унесли быстрые кони его колесницу. Прошли годы, и вот о нём успели забыть на родной стороне. Все, кроме девушки, которая вспоминает его в своих песнях.

   - Почему ты не можешь забыть?- Спрашивал мужской голос. – Посмотри, сколько других вокруг.

   - Нет, ведь из всех хеттских юношей, что вернулись домой и распрягли коней, он, мой любимый, самый лучший.

 Голос девушки взмыл вверх, и полетел над городом, над головами слушателей. Песня заставила замолчать всех и слушать, ожидая её последние слова.

   - Все считают тебя мёртвым, но я жду, и однажды ты вернёшься на землю предков.

 Потом пели ещё другие, все песни, которые смогли вспомнить. До позднего вечера, пока не стемнело, и над городом наступила ночь. На время люди забыли о том, что идёт война, о том, что каждый день кто-то погибает. И о том, что хороший конец бывает далеко не в каждой истории. И боги нам благополучный финал не обещали.

 Сегодня вечером, впервые за много дней, Хастияр забыл об ахейском войске, о безнадёжной обороне Вилусы, о собственных неудачах.  Он чувствовал только музыку. И не было ни одной мысли о несчастьях и горе. А когда песни закончились, он со спокойной душой отправился спать.

 Когда, во время войны, тебе светят в лицо факелом и будят среди ночи, ничего хорошего это не предвещает.  Теперь Хастияр жил в своих комнатах один, все его слуги погибли на стенах города. Потому в покоях посланника было тихо, сюда не доносился детский плач и стон раненых, которые лежали везде, даже в помещениях дворца. Хотя бы ночью он должен отдохнуть! Нет, не дают!

 За мгновение у посланника проснулась ненависть к врагам, лишившим его сна. Но, когда он открыл глаза, увидел перед собой Алаксанду. Правитель Трои наклонился и тихо сказал Хастияру:

   - Одевайся быстро! Пойдёшь со мной.

 Хастияр натянул первую попавшуюся под руку тунику, взял кинжал из железа, и отправился вслед за царём. Алаксанду был ранен во время последнего штурма. Левая рука и плечо были перебинтованы, он прихрамывал. В последние дни он мучился от лихорадки, редко вставал с постели, но сейчас Хастияр едва успел за ним.

 Пламя боролось с тьмой, колебалось от сквозняков, освещая то стены, то двери. На мгновение тьма победила, и Хастияр с размаха ударился правым локтем об угол. Но, едва они завернули за этот, не слишком удачно расположенный выступ стены, свет победил над мраком.

 Алаксанду привёл Хастияра в маленькую комнату без окон. Там, кроме них находились ещё четверо – двое царских гвардейцев и два молодых ахейца.  Нет, пятеро. Из-за спины Хастияра вышел троянский шпион. Он обратился к связанным ахейцам:

   - Что, парни? Коротковатой верёвка оказалась, а?

 Ахейские лазутчики слушали, не понимая ни слова на чужом языке. Алаксанду сказал Хастияру:

   - Я позвал тебя переводить. У меня есть купцы, которые хорошо говорят на их языке, но они могут проболтаться. Тогда люди окончательно потеряют надежду, если узнают, что противник смог попасть в крепость.

 Хранить тайны было делом его жизни. Хастияр начал переводить вопросы царя. Ахейцы, сильно избитые, уже смирились со своей участью. Они рассказывали всю правду о расположении ахейского войска, количестве воинов и именах их начальников. Хастияр старательно пересказывал их слова троянцам, но сам не интересовался ничем. Пока, наконец, не услышал:

   - И мы, афиняне, числом в шесть десятков. Наш военачальник – Акамант, сын Тесея.

   - Кто?! - Изумился Хастияр. – Вы что, там, в Аххияве, совсем с ума сошли! Детей на войну посылаете. Что, постарше никого не нашлось? 

 Ахеец удивился куда больше, хеттского посланника. Оказывается, в Трое знают людей из Афин.

   - Разве ты, троянец, знаком с нашими?

   - Не твоего ума дело. Это я вопросы задаю, а тебе отвечать, раз в плену. Иначе ты будешь умирать медленно, гораздо дольше, чем ты сейчас можешь себе представить. Дольше, чем, боишься.

 Дважды повторять не пришлось. Ахейский лазутчик продолжил говорить, стараясь ничем не раздражать Хастияра.

   - Да, Акамант совсем ещё мальчик и среди воинов ему делать нечего. Но так распорядился царь Афин Менестей.

   - Кто?! – Закричал Хастияр так, что на него с явным недоумением уставились троянцы. – Менестей – царь Афин?! А куда вы прежнего царя дели?

 Увидев, что ахейский лазутчик молчит, Хастияр  сказал ему, стараясь сгладить впечатление от предыдущих слов:

   - Говори, не бойся. Я никого из ваших правителей не защищаю, только хочу узнать правду.

   - Если ты знаешь, троянец о наших делах, то может быть, слышал эту историю? У нас в Афинах все об этом знают. Виной всему преступная жена царя Тесея, Федра! По воле высших сил царица к пасынку преступною любовью воспылала. Решив вступить в кровосмесительную связь, она к нему с письмом прислала няньку. Коварная старуха всячески склоняла юношу к разврату…

   - Нет, нет, подожди, не надо! Без подробностей, прошу тебя! Иначе мы тут сутками будем сидеть. Переходи сразу в самый конец. Когда Федра повесилась и все узнали правду! Что было потом?

   - А потом царь Тесей потерял всякое доверие в Афинах. Люди стали говорить, что если царь несправедлив к родному сыну, то простому народу на правосудие нечего и надеяться. Причём его лавагет, командующий войском Менестей, всячески способствовал распространению этих слухов. Таким образом, Менестей без труда смог осуществить переворот и стать царём.

 Следом заговорил второй ахейский воин. Он равнодушно отвечал на вопросы троянцев о войске, но когда речь зашла о давних афинских делах, не смог сдержать гнева:

   - И так предатель – лавагет сместил законного царя! Менестею же хватило наглости сказать афинскому народу, что он пощадит царя Тесея, в память прошлых подвигов, за то, что спас Афины. И заменит ему казнь изгнаньем! Там, в изгнании, на далёком острове, царь Тесей скончался вскоре, раскаиваясь в грехах прошедшей жизни. А его законного наследника, узурпатор Менестей отправил в Трою, чтобы мальчишку вы, троянцы, здесь убили.  

 На этом допрос ахейских лазутчиков закончился. Прошлое неожиданно напомнило о себе Хастияру, оно забрало покой, заставив вернуться мыслями к тем дням, когда нынешние события ещё не случились. Тогда он не знал, чем обернётся его поездка к царям ахейцев. А сегодня отдал  всё, чтобы вернуться обратно и  изменить прошлое, но не мог. Никто не может.

 С той самой ночи троянский правитель чувствовал себя всё хуже и хуже. Похоже, здоровье Алаксанду пошатнулось окончательно. Его постоянно мучила лихорадка, он перестал подниматься с ложа. Понятно было, что от полученной при последнем штурме раны, Алаксанду так и не поправится.

Теперь уже некому было защищать Трою, и для великого города наступали скорбные дни.

                 «…и Гасс привёл войска…»

 Жители Трои давно уже перестали надеяться на помощь, но вдруг…

 Хотя, почему, вдруг? Каждый день, множество раз в течение суток, жители Трои оборачивались, глядели на восток. Там, на востоке, была столица их империи, оттуда должна прийти помощь.

 Но в тот момент, когда она пришла, в сторону столицы давно уже никто не смотрел. На горизонте появилось облачко пыли, сливающееся с выгоревшей степной травой. Оно росло, быстро приближаясь к стенам города. Скоро можно было различить, кто движется к стенам Трои.

   - Наши! – Почувствовал Хастияр.

 Он поднялся на стену, перепрыгивая ступеньки на ходу, и выглянул наружу. Да, он не ошибся, к городу подходило хеттское войско.

                                                                  «…контрнаступление…»

 Набирая скорость, приближались колесницы. Их не перепутаешь с войском другой страны. Трое воинов стоят на колеснице – возница, лучник и щитоносец. Числом они, как песчинки на морском берегу, и обрушиваются на врагов, словно прибой.

 Несмотря на то, что хеттская армия находилась на марше, в сражение она вступила прямо с ходу. Колесницы врезались в нестройные линии ахейского войска, накрыв его перед атакой тучей стрел. Ахейцы теперь уже не имели численного преимущества. Они вынуждены были отступить и спрятаться за деревянным частоколом собственного лагеря.

  За колесницами подходила хеттская пехота. Ряды воинов, выстроенные в фалангу, шли нога в ногу, словно один человек. Издали блестели бронзовые шлемы, украшенные султанами из перьев. Вдалеке виднелся обоз, ненамного отставший от основного войска.

 Хетты не стали штурмовать ахейский лагерь. Их колесницы развернулись и подъехали к троянской цитадели.

 Впервые за полтора месяца городские ворота открылись, пропуская внутрь колесницы хеттских военачальников.

   - Хаттусили, это ты! – Закричал Хастияр, первым узнав собственного спасителя.

    - О, это же брат мой! – Хаттусили, младший брат великого царя хеттов, спрыгнул с колесницы.

 Вообще то, Хастияр не был его родственником по крови. Просто царевич был женат на Пудухепе, которая приходилась кузиной жене Хастияра. Познакомился царевич с будущей женой после битвы при Кадеше, когда по дороге домой решил за компанию с Хастияром навестить родственников его супруги.

 Но сейчас обрадовался встрече с посланником больше, чем, если бы встретил родного брата.

 Царевич соскочил с колесницы и поморщился – старая боль в коленях давала о себе знать. Это было напоминание о том, что в детстве Хаттусили был слабым и болезненным ребёнком. Но потом он начал посвящать всё своё время военным упражнениям. Благодаря чему сейчас Хаттусили выглядел куда моложе своих сорока четырёх лет.

 Высокий сильный мужчина, участник многих сражений, младший брат великого царя, наместник северных провинций хеттской империи – это был царевич Хаттусили, которому суждено было свергнуть собственного племянника и стать новым императором хеттов.

   - Мы боялись, что придём слишком поздно, - сказал Хаттусили. – Ну, ваш посланник сначала поехал на юг, почти к сирийской границе, к великому царю. Но у брата было недостаточно воинов. И он отправил гонца к нам, на север. А мы собрались и пришли!

 Выходило, что гонцу пришлось проехать всю Анатолию, описав огромный треугольник. Теперь в сознании Хастияра всё стало на место – расстояние было единственной причиной тому, что троянцам так долго пришлось ждать помощи.

   - Да, вы славно тут повоевали, - продолжал Хаттусили, разглядывая разрушенный нижний город. – Сейчас, подойдёт пехота, и мы разнесём войско Аххиявы! Бог войны Ярри, господин наш, получит свою жертву!

 Хаттусили был в отличном настроении, он постоянно оглядывался по сторонам, улыбался троянским женщинам, приветливо махал воинам.

   - Как там дома? – Спросил у него Хастияр.

   - У нас с женой всё хорошо! Пудухепа будет счастлива, что мы тебя спасли! – Засмеялся он в ответ.

   - А какие новости в Сирии? – Продолжал Хастияр, вспомнив о своих обязанностях.

   -  Мы отбили у египтян переправу через Оронт и закрепились на дороге между Дамаском и Алеппо. Сначала наступали наши, потом египтяне, потом опять наши. То есть, мы занимаемся тем, что ждём, когда фараон поумнеет и поймёт, что не сможет нас победить. Когда-нибудь фараону придётся договариваться по Сирии, учитывая наши интересы.

 К стенам города подошёл обоз и оставшиеся пехотинцы. Когда последние повозки остановились рядом с цитаделью, в ворота цитадели въехала колесница военачальника Гасса, который надзирал за перемещением хеттской армии. Гасс подробно доложил царевичу о состоянии его отряда. Всё было в порядке, можно начинать штурм ахейского лагеря.

   - Поехали со мной, на это стоит посмотреть вблизи! – Сказал царевич Хастияру.

 Щитоносец царевича уступил своё место в колеснице, отдав щит Хастияру. Хеттское войско выдвинулось из города, направившись вниз, к морскому берегу.

 На расстоянии двух полётов стрелы от ограждения ахейского лагеря Хаттусили остановил войско. Он разглядывал деревянный частокол, палатки вождей и корабли, вытащенные на песок. Что же, преимущество на стороне хеттского войска.

   - Сначала будем поджигать? – Спросил у него Гасс.

   - Да, готовьте лучников, - ответил Хаттусили.

 Он спокойно разглядывал лагерь противника, но чувствовал, что творится там, внутри. Как мечутся военачальники, пытаясь расставить за ограждением лучников. Как воины оглушены приходом хеттского войска. Как царь ахейцев с ужасом пересчитывает воинов Хаттусили, пытаясь отогнать мысли о неизбежном поражении.

 Но от чувства неуверенности и страха люди пытаются преодолеть обычно одним способом.

 Хотя хетты предусмотрительно остановились на расстоянии, недоступном для стрелков, крики из лагеря противника они услыхали.

   - Что ж они там орут? – Хаттусили оперся на бортик колесницы и выглянул, чтобы лучше расслышать.

   - Ругаются, - ответил ему посланник.

          «… и Хаттусили сказал ему…»

   - Эй вы, сдавайтесь! С нами царевич Хаттусили! Бросайте оружие, недоумки! – Закричали им в ответ хеттские воины.

 Ответом им были новые вопли со стороны ахейского войска.

   - Что на этот раз? – Спросил Хаттусили у посланника.

   - Они сказали, что ты, царевич, и мы все – женщины. – Перевёл ему Хастияр.

   - Вот это мастерство!

 Царевич хлопнул его по плечу. Сейчас он был в прекрасном настроении и чувствовал, что нет на свете вещей, способных его испортить.

   - Вот это настоящий посланник великой страны хеттов! Вежливость стоит иного войска! Я же понимаю, что они непотребно ругаются! Что именно он обо мне сказал? – Переспросил царевич у Хастияра.

   - Ну, он сказал, что ты на самом деле баба, правитель бабьего царства, и воины твои бабы, потому, что слушаются дома своих жён. И называли тебя Пен-те-силея, - произнёс по слогам Хастияр. – Глухие они там, что ли.

 Хаттусили обернулся к своим воинам и перевёл им слова ахейцев. Ответом ему был дружный хохот всего хеттского войска. Ни одной женщины в хеттском войске не было. Сейчас в отряде не было даже девиц лёгкого поведения. Хаттусили запретил их брать в обоз, чтобы ничем не замедлять движения войска.

 Пора было отдавать приказ о начале штурма, но…

 Но у хеттского царевича не так часто выпадала возможность быть в центре внимания. Всю жизнь он находился в тени старшего брата, великого царя, вся слава принадлежала не ему. А сейчас на Хаттусили смотрел город, который он спас от неминуемой гибели, город, в котором женщин осталось больше, чем мужчин. Их взгляды он чувствовал на себе, взгляды сотен благодарных женщин Трои.

 Потому царевич не торопился. Так хищник медлит, подбираясь к раненому оленю, у которого нет надежд на спасение. Недаром же он был одним из сыновей Престола Льва. Потому вёл себя, как подобает благородному человеку из страны хеттов. Но сначала надо было немного развлечься.

 Колесница Хаттусили проехала несколько шагов вперёд и остановилась.

                                         «…Хаттусили сказал ему…»

   - Переводи им точно, всё слово, в слово! Нечего скрывать, пусть знают, что мы о них думаем! – Сказал Хаттусили посланнику.

 Потом Хаттусили ответил ахейцам, достойно, как он считал в этот момент. А посланнику пришлось переводить хеттские ругательства, длинные и витиеватые, как статьи законов или дипломатические договора. Хастияр старался изо всех сил, вложив душу в слова, хотя это сложно. Да, сложно перевести ругательства на чужой язык, но ему удалось. Так что великий царь Аххиявы узнал, что на самом деле он «рождённый путём инцеста». И всё остальное в таком же духе.

 Наконец царевич почувствовал, что запас его слов иссяк, а повторяться ему не хотелось. Да и пора бы уже было показать, как должен вести себя полководец из страны хеттов.

   - Люди Аххиявы! Мы всегда были с вами в дружбе, а вы вероломно напали на Трою. Какое же зло причинили вам троянцы? Никакого! Тогда зачем вы пришли сюда? – Хаттусили сказал это таким тоном, будто для начала войны требовалась какая-то причина, кроме желания пограбить. – Что плохого вам сделал правитель Трои? Жену, что ли у вас украл? Ничего! Потому Правда и боги на нашей стороне! Теперь сразимся и пусть Бог Грозы, господин наш, даст нам победу! Вперёд!

 Через мгновение началось нечто странное. Земля начала дрожать, уходить из-под ног. Будто сейчас глубоко внизу шла огромная волна – с востока на запад, поднимая и опуская земную твердь, казавшуюся незыблемой.

                                                          «…землетрясение…»

 Землетрясение началось внезапно, не было ничего, чтобы предвещало бедствие. А может, люди просто не обратили внимания на знаки, которые посылали им свыше. Земля раскачивалась, будто желая стряхнуть с себя собственное порождение – род человеческий. Потому люди чувствовали себя не хозяевами жизни, а всего лишь малой песчинкой, жалкой и слабой перед лицом стихии.

 Лошади бесились. Хастияр бросил щит, и вместе с царевичем и его возничим пытались как-то удержать коней. Они втроём никак не могли справиться с упряжкой, пока на помощь им не пришёл Гасс. Он спрыгнул со своей колеснице и вместе с возничим, ценой огромных усилий им удалось сдержать коней царевича.

 Пехотинцы пытались помочь, сдержать лошадей. Многие падали, ломали кости под копытами коней. Давно уже не было стройных рядов фаланги, каждый бежал туда, где он могли бы пригодиться его силы.

 Некоторые просто спрыгивали с колесниц, и лошади несли пустые повозки подальше от равнины. Больше не было хорошо обученного единого войска. За мгновение оно превратилось в бессмысленно мечущуюся толпу людей.

 Хастияр, как и хеттский царевич думали только об одном. Вот сейчас мы приблизимся к ахейскому лагерю так близко, что их лучники смогут достать нас. И это будет катастрофа.

 Но стоило им оглянуться в сторону города, как они поняли, что настоящая катастрофа уже произошла, но не с ними. Часть стены откололась и медленно сползала вниз, как кусок тающего льда. Верхний участок стены из кирпича осыпался, по каменному основанию шли трещины. В стенах цитадели образовалась огромная брешь. Через неё было видно, что царского дворца больше нет.

 Вернее, во дворце обвалилась кровля. Здание сложилось, и сейчас над цитаделью поднимался буро-коричневый дым.

 Зрелище это было настолько пугающим и завораживающим, что Хастияр не мог оторвать взгляда от гибнущего города. Тем более, что подземные толчки прекратились и буря улеглась.

 Потому хетты уже не предпринимали никаких действий, после того, как увидели…

                «…царь Аххиявы удалился…»

  Пока хеттские воины ловили коней, их противник просто сбежал. Полтора месяца назад к берегам Вилусы причалили шестнадцать кораблей. А сейчас корабли уходили на вёслах, но их было только пять. Большинство тех, кто пришёл сюда с запада, погиб.

 Моряки ставили парус. И вот уже, ахейские корабли шли быстрее, удаляясь от берега, от разрушенного, но не сдавшегося города. Помешать им было слишком опасным, войско потеряло всякое управление. Теперь Гассу понадобилось немало времени, чтобы навести порядок в отряде.

 Ведь большинство воинов бросилось на помощь городу. В цитадель побежали многие, в том числе и посланник, оставив царевича на берегу. Пока его воины помогали троянцам, Хаттусили сидел на берегу и просто смотрел на море.

 Ахейские корабли уходили на запад. Поначалу можно было разглядеть всех, кто находился там. Воинов, которые в спешке сели на вёсла, не сняв доспехов. Вождя в бронзовом шлеме, украшенном кабаньими клыками. Старика в длинных одеждах, который прижимал к себе лиру, форма которой говорила о том, что сделали её для здешнего певца, певца из Вилусы.

 Ахейцы гребли всё быстрее. И вот уже не различить никого, корабли отсюда кажутся маленькими, не больше чайки, которые летают сейчас над берегом.

 Подобно чайкам, с их отвратительными криками, крутятся мысли в голове хеттского царевича. Мысли, о которых он не расскажет никому.

 Нелегко ведь признаться себе, что ты, умный и опытный в жизни человек, повёл себя, как наивный мальчишка, который упустил верную победу.

 В таком состоянии и нашёл его Хастияр, когда вместе вернулся на берег вместе с военачальником. Новости из цитадели были ужасными – погибли раненые, которые лежали во дворце и не смогли выбраться из-под обломков. Вместе с ними умер правитель Трои Алаксанду.

 Тем временем Гасс обошёл брошенный лагерь ахейцев. Возле одной из палаток, на земле он нашёл женщину, которая была ещё живой. Хастияр и царевич подошли к нему, разглядывая находку военачальника.

 Она лежала на каких-то тряпках, окровавленных и прилипших к телу. Должно быть, они были её одеждой. Видимо, она была молодой, но сейчас нельзя было разобрать из-за сплошных синяков, покрывавших лицо. Кровь текла из разодранных губ. Всё её тело было покрыто ссадинами, кровоточащими и успевшими затянуться.

 Гасс подозвал воинов, которые принесли ему кувшин с вином. Гасс привёл её в чувство, напоил вином. Придя в сознание, она заговорила на здешнем лувийском наречии. Нескольких слов было достаточно для военачальника, чтобы разобраться, в чём дело. Он подошёл к Хастияру и царевичу, которые стояли рядом, но смотрели в противоположную сторону, стараясь не глядеть на троянку и не встречаться с ней взглядами.

   - Она местная,  с острова. – Сказал Гасс. – Её захватил в плен один из ахейских военных вождей. Но у них в лагере было мало женщин, потому её забрал к себе царь ахейцев. После чего этот вождь оскорбился и даже отказался воевать. Так что ахейцам пришлось приложить много сил, чтобы помирить своих вождей. А потом, чтобы не давать поводов для дальнейших ссор, девку пустили по кругу. Помрёт она, не поможешь уже.

 Ахейские корабли уже успели скрыться из виду. Море было спокойным, ни одного паруса не видно на горизонте. Флот завоевателей исчез, не оставив следов на водной глади. Только на земле осталась память о войне – разрушенный город и сотни могил.

   - Что-то мне эти события напоминают, - сказал царевич, не скрывая тоски в голосе.

   - Кадеш, что же ещё. Там было то же самое – мы уже решили, что победа у нас в руках. – Ответил ему Хастияр.

   - Да, - согласился с ним царевич. – Но теперь вас подвела моя самонадеянность. Теперь ни о нас, ни о них нельзя сказать, что мы выиграли войну. Это не победа и не поражение.

   - Могло быть гораздо хуже, если бы мы пришли на день позже. – Гасс решил вмешаться в разговор, видя, какое у них настроение. – Кстати, мне рассказали отличную шутку. Оказывается, фараон повелел придворному поэту сочинить стихи о битве при Кадеше и высечь их в камне. Там написано, что битву при Кадеше выиграл сам фараон, один, без всякого войска, ему помогал лишь дрессированный лев. То есть Рамзес сам разбил наше тридцатитысячное войско!

   - С этими тоже так будет, - сказал Хаттусили, указав на запад, в сторону Аххиявы. – Тоже скажут, что выиграли именно они.

 Они разговаривали, пытаясь решить, что делать дальше, как быть с …

                                                        «…Троей, городом страны Вилуса.»

 На этом вторая часть таблички заканчивается. Дальнейшая судьба её героев хорошо известна. Через несколько лет после описанных событий Хаттусили стал великим царём хеттов. В его правление была закончена многолетняя война с Египтом, которую вели три поколения хеттских царей. Хетты и фараон Рамзес заключили мирный договор, в составлении которого участвовал главный герой нашего повествования.

 Это первый известный человечеству договор о мире, оригинал которого хранится сейчас в ООН. Его статьи изучают молодые дипломаты. Мирный договор по Сирии между хеттами и египтянами не нарушался всё время, что существовали эти древние царства. Что нельзя сказать о других договорах о мире, заключённых на протяжении всей последующей истории.

 Вот мои дорогие читатели, а я надеюсь, что таковые найдутся, вы прочитали и вторую повесть, идею которой я позаимствовала из трагедии Еврипида. Это «Троянки». Хотя в повести нет ничего общего с сюжетом и героями греческой трагедии, она повторяет её идею. А она звучит так:

   - Как слепы вы, разрушители городов, осквернители чужих могил и храмов. Все вы, неизбежно, погибнете вслед за теми, кого обрекли на смерть.

 В трагедии Еврипида нет подвигов гомеровских героев, есть только страдания жителей разрушенного города. Греческий драматург написал не о героях «Илиады», а о современных ему войнах. Ведь на протяжении веков история Трои была всего лишь символом множества войн, которых вело человечество.

 Воюют люди и сейчас, там, где три с лишним тысячи лет назад воевали между собой хетты и египтяне, идёт война. Несложно описать осаждённый город бронзового века, когда живёшь в городе, который воюет третий год. Именно этот город и описан в повести, одновременно с исторической Вилусой хеттских текстов. Чувства жителей древнего города ничем не отличаются от нашей жизни.

  Потому и я могу обратиться к истории Трои, чтобы рассказать о современных войнах. Ведь история человечества - это история войн, а война - это вечный сюжет в мировой литературе.

 Теперь, когда наш рассказ о раскопках в Эфесе закончен, следует ответить, что общего между двумя этими историями. Просто между людьми гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. Следует только задуматься.

 Как и над тем, зачем же надо было переводить на современный язык древнюю клинопись и греческие трагедии. Что же за сюжет такой - «Федра»? За неё брались великие и не очень, знаменитые и оставшиеся в неизвестности. Он прожил две с половиной тысячи лет, а сейчас выходит из моды. Разве это сюжет – мачеха влюбилась в пасынка, а он ей отказал.

 Новое время ищет новых героев. А литераторы, которые родились великими, хотят стать знаменитыми. Потому на сцену выходит история об отношениях отчима с несовершеннолетней падчерицей. Так на смену «Федре» приходит «Лолита». Там есть, что описывать, ведь больше всего современных читателей привлекают скандальные сцены.

 Что делать, ведь люди по своей природе грешны. Они ошибаются, делая жизнь друг друга невыносимой. Их привлекает порочная страсть, то есть расстройства психики на сексуальной почве. А таких болезней на свете много, в учебнике психиатрии вон сколько всего написано. Описание порочных болезненных отношений является наилегчайшим путём, чтобы подогреть интерес читателя.

 А знаменитыми хотят быть все авторы, даже те, кому не дали ни ума, ни таланта. Но они знают, что нужно публике. И так появляются «50 оттенков серого», которые у миллионов читателей считаются книгой. Что делать, ведь люди по своей природе грешны. Они заблуждаются, спускаясь всё глубже и глубже по лабиринтам больной психики, становясь жертвой собственных Минотавров.

 И вот уже фантастическую сагу сделали знаменитой описание множества сексуальных отклонений. Гениальный коммерческий ход Джорджа Мартина! По-другому бы «Игру Перестолов» не смотрели миллионы? Если бы не было там описаний инцеста и других извращений? Он там вообще много чего собрал, даже героя Еврипида воскресил. И вновь главный герой выглядит неестественным и странным, и вновь ему нет места в реальной жизни.

 Так воскресают герои древних и пьес и оживают древние страхи, казалось бы, давно забытые человечеством со времён Федры, Эдипа и Электры. От античности до наших дней, от классики до мейнстрима, неизменно популярным оказывается сюжет о запретных отношениях.

 Итак, пройдя долгий и сложный путь по Лабиринту, мы выяснили, что война и порочные страсти являются вечными сюжетами в мировой литературе. Но когда же они устареют?

 

 

Похожие статьи:

РассказыВечный сюжет. Предисловие.

Рейтинг: +1 Голосов: 1 1313 просмотров
Нравится
Комментарии (7)
Казиник Сергей # 17 октября 2016 в 00:39 +1
Ой-ё-ёй.... Юля, текст в порядок приведите плиз.
И картиночку, картиночку...
юлия грицай # 17 октября 2016 в 20:57 +2
Это технические проблемы, которые я попробую исправить. Огромное спасибо, что прочитали текст, который скопировался без абзацев, сплошной строкой. Это случайность и не моя вина. Но если вопросы возникли по другому поводу - например, подходит ли эта повесть для сайта, пожалуйста, говорите.
Вячеслав Lexx Тимонин # 18 октября 2016 в 13:49 +1
Огромное спасибо, что прочитали текст, который скопировался без абзацев, сплошной строкой.
Юля, наверняка никто не отважится такое полотно посеять. К сожалению.
Технические трудности? Я всегда просто копирую из ворда, выделяю весь текст и вставляю. Никогда проблем не было.
юлия грицай # 19 октября 2016 в 20:34 +1
Да, у меня тоже раньше сложностей не возникало. Всё было в порядке. Если можно, попробую ещё раз. Но боюсь надоесть редакторам.
Жан Кристобаль Рене # 19 октября 2016 в 20:44 0
Юль, скорее всего вы закидывали текст с мобильного устройства. v Попробуйте перезалить через компьютер. Редакторов вы при этом не дёргаете, поскольку текст ещё не в выпуске, но Серёжа и на личную не поместил, ожидая, вероятно, правки.))
юлия грицай # 19 октября 2016 в 20:58 +1
Нет, со стационарного, сейчас ещё раз попробую
юлия грицай # 17 октября 2016 в 21:25 +2
Так как обе части относятся к жанру реконструкции мифа, но в них слишком большой уклон в сторону психоанализа. Это смесь психоанализа, литературоведения и археологии, причём довольно странная смесь у меня получилась.
Добавить комментарий RSS-лента RSS-лента комментариев