Все оставшиеся ресурсы умирающей Земли были истрачены на проект «Надежда», результатом которого стали бы врата, связующие две планеты, удалённые друг от друга на невообразимое расстояние.
Двадцать пять лет «Икар» шёл сквозь холод и мрак бесконечного космоса и, наконец, достиг Орфеи. Но открыть гиперврата ему не было суждено.
Прекрасная зелёно-голубая Орфея могла бы стать новым домом для измождённого человечества, но лишь через тысячи лет. В её бесконечных первобытных океанах плескалась кислота, а разряжённый воздух, не укрытый озоновым слоем, пронзали потоки смертоносного излучения близкой звезды.
Экипаж, движимый последней надеждой, утратил смысл своего существования: Орфея непригодна для жизни, возвращаться на задыхающуюся Землю смысла не было.
Часть экипажа решила отправиться в безнадёжное путешествие к далёкой звезде, путь до которой занял бы всю оставшуюся жизнь. Другая - остаться здесь, на Орфее, чтобы умереть.
* * *
За толстым бронированным стеклом танцует дымка, раскалённого полуденной жарой воздуха. Почти осязаемое марево стелется над серой каменистой почвой, обжигая своим прикосновением обломки гранита. Я вижу неровный росчерк обрыва и бледно-голубую бесконечность неба, где-то вдалеке смыкающуюся с бесконечностью тёмно-синей - моря. В разрежённом воздухе горизонт слишком резок, жаль, что я уже и не помню, как он выглядит на Земле.
Передо мной появляется образ Катрин, белокурой девушки, которой уже нет. Но для меня она реальнее далёкого горизонта. Она поправляет «сбрую» дельтапланериста перед выходом в пекло.
Не могу сдержаться, хочу окликнуть её, но она сама оборачивается.
– Смелее! – шепчут её губы. А в тёмно-серых глазах пляшут чертята.
Киваю.
– Я жду тебя ровно час, Стефан, – раздаётся в крохотном наушнике голос Ники. Пугаясь его, образ Катрин исчезает.
Ника выбрала свою судьбу: заточение длиною в жизнь. Мне же выбирать не приходится, я хочу быть с Катрин.
Шелест открывающегося люка исчезает в гуле воздуха, раскалённым потоком врывающегося внутрь. Из-за резкого перепада давления меня мутит, в голове появляется звон, а уши словно набиты ватой.
Когда жар затапливает собой всё вокруг, я выхожу навстречу голубому солнцу. Кожа на лице натягивается, кажется ещё чуть-чуть, и она лопнет от палящих лучей Орфеи. Нужно потерпеть, скоро ультрафиолет активизирует защитный крем и станет легче.
Я осторожно вдыхаю запахи этого знойного мира. Истощённая земля источает сероводород, пахнет гарью, и ещё... чем-то мёртвым.
У края обрыва, плавясь в мареве, клубятся два ярких треугольных пятна. Десятиметровые оранжевые с белыми диагональными полосами крылья покорно ждут своих икаров, чтобы, вознеся их к Солнцу, неминуемо сгореть, жестоко наказав за дерзость. Мне кажется, высоко забираться и не нужно – жар такой, что дакрон почти что плавится.
Катрин стоит у своего дельтаплана и машет мне рукой. Поднырнув под переднюю левую кромку крыла, она защёлкивает карабин подвески и, легко взявшись за трапецию, приподнимает крылья цвета апельсина.
Короткий разбег, точно выверенный толчок, нырок в бездну. Оранжевый купол крепнет, набирая мощь. Я вижу, как стройное тело девушки вытягивается параллельно килевой балке, они словно сливаются в единое целое. Яркое пятно стремительно удаляется, набирает высоту и исчезает.
Теперь мой черёд. Лезу под крыло, закрепляюсь. Лямки чуть туговаты, но это даже хорошо – не дадут мне сбежать. Я берусь за нижнюю балку и, однако, крякаю – конструкция не так легка, как кажется.
Дрожь возбуждения прокатывается по телу. Всё, нет больше смысла откладывать неизбежное. Я делаю шаг к обрыву. Второй. Горячий воздух обволакивает меня как желе. Порыв ветра наполняет купол, крылья трепещут как живые.
Третий шаг: лёгкий упругий толчок и безумный бросок в пустоту. Подомной открывается голубая пропасть, а впереди бесконечная синева. Дельтаплан клюёт носом, голубая чаша переворачивается вверх тормашками, куная меня с головой. Я падаю, не в силах оторвать взгляд от бушующей внизу стихии.
Жутко свищет обжигающий ветер и бешено гонит на берег вспененные волны. Они похожи на табун диких лошадей, в чьи белые гривы вплетены чёрные траурные ленты. Неумолимо они бьются о скалы, мелькают серебряные подковы. Волны отступают, снова атакуют.
– Долгий отрицательный угол тангажа, – раздаётся бездушный голос компьютера.
– Стефан, одумайся, – это уже Ники. В её голосе грусть, приправленная слабой ноткой отчаянья.
Не отвечаю, мне нет дела до обоих: меня зовёт Катрин.
Я слышу её голос там, где далеко внизу сердито гудят прибрежные камни. Я вижу, как бросают они на гальку солёные брызги. Чувствую, как стонут пещеры и гроты. Их песнь завораживает и тянет к себе.
Воздух насыщен влажной солёной пылью, нестерпимый жар всегда полуденного солнца стихает. Плеск, гул, шорох, свист, неравномерные удары волн о камни звучат, точно рифмы – всё звуки слилось в один непрерывный плачь о моей потере.
Пенящийся ад всё ближе. Мне кажется, что дельтаплан Катрин всё ещё кружит над ним, прощаясь со мной. Но вот он кренится, и не начинает новый виток, а, словно решившись, срывается в крутом пике.
Яркое пятно дельтаплана исчезает в серой пелене прибоя. Я вижу только острые пики, на них зловеще шипит, испаряясь, кислота. Мне туда.
Ники плачет:
– Стефан, пожалуйста... Не делай этого!
– Почему? Меня ждёт Катрин.
- Опомнись, Стефан, она умерла неделю назад, - кричит Ника.
- Нет же... Она там...
- Там её тело, изломанное и обожжённое. Его не стали поднимать, горячий кислотный бульон хорошенько, до неузнаваемости потрудился над ней.
- Пусть так, но зачем мне лететь без неё?
- Чтобы жить! Жить наперекор всему! – она плачет, - Потому что я люблю тебя.
«Люблю тебя», - повторяю, как эхо, пробуя слова на вкус.
Катрин была влюблена в небо так горячо, что захотела умереть в полёте. Она много рассказывала о невероятном ощущении свободы, на фоне которой секс кажется жалким отголоском плещущих через край чувств. Я вновь представляю Катрин: обнажённая, она стоит среди неистово пенящейся кислоты, улыбается мне и зовёт к себе. Но я сжимаю ручку управления крепче и дельтаплан охотно подчиняется. Расправив крылья, наплевав на законы физики, он выходит из затяжного пике. Ветер подхватывает, его напор так силён, что мне кажется, что я снова падаю в голубую бездну. Но на этот раз уже вверх.
Я смещаю центр тяжести, кренюсь влево и замираю над бесконечной тёмно-голубой гладью, по которой безмятежно перекатываются маленькие белые барашки. Упиваясь пьянящей свободой, я думаю о том, что пройдёт много тысяч лет, прежде чем в этом океане зародится жизнь, а сейчас ему незачем раньше времени знать, что такое смерть.
– Ника, не улетай без меня.
Похожие статьи:
Рассказы → Поплывем до буйка?
Рассказы → Алые паруса
Рассказы → Случай в Портофино
Рассказы → Мечта о Море
Рассказы → Море Спокойствия
Конк и жюрейный и самосудный одновременно))
