Зов Предков. День 1. Часть 2.

…Я стоял у входа на балкон. В комнате было темно, холодно, мертвенный серебристо-желтый лунный свет слабо освещал предметы обстановки. Дом был мне не знаком, но обстановка комнаты по своей утилитарности чем-то напоминала то ли гостиничный, то ли санаторный номер. Примитивная односпальная кровать, бельевой шкаф, тумбочка у изголовья, ночник, письменный стол, телевизор.

Поежившись от холода, я, однако, не смог заставить себя закрыть распахнутую настежь балконную дверь, несмотря на то, что белая тюль от ветра буквально раздувалась «парусами». Я знал, что на балконе КТО-ТО есть, но кто именно – не знал, выйти я не решался, а ТОТ меня не звал. Чтобы хоть как-то отвлечься от нахлынувшей на меня липкой жути, я внимательно осмотрел комнату. Входная дверь была заперта на ключ, свет не включался. Впрочем, это меня нисколько не удивило. Я сел на кровать и заметил, что на тумбочке что-то есть. Я щелкнул зажигалкой и заметил, что это – фотография в рамке. На фотографии – портрет женщины.

При взгляде на её лицо, я почувствовал, как у меня закружилась голова и к горлу подступил горький ком.

На портрете была запечатлена молодая женщина, блондинка, с длинными, ниже плеч цвета спелой ржи волосами, заплетенными в две тонкие косички. Определить на глаз, сколько ей лет, казалось, было совершенно невозможным: черты её лица были тонкими, миниатюрными, как у совсем юной девушки, но глаза… Глаза были много старше и резко контрастировали со всем остальным в её внешности, особенно с легкой и непринужденной улыбкой на губах, и казались совершенно чужими и чуждыми на этом лице: чересчур серьезными, необыкновенно глубокими, словно сосредоточенными на чем-то невидимом наблюдателю. В целом, от фотографии возникало такое ощущение, какое бывает, когда смотришь на  ложный портрет: когда в вырезанные на картонном лице глазные отверстия, принадлежащем одному человеку, смотрит другой человек. «Эти глаза не имеют возраста», — подумал тогда я. «Эти глаза стары как мир» — догнала вторая мысль первую. «Они видят меня насквозь» — вспыхнула в сознании третья. Фотопортрет казался живым, взгляд пронзительных, цепких, едва ли не хищных, глаз не отпускал меня ни на мгновение, насмерть впечатавшись в мою память. Может быть, именно поэтому я не запомнил больше ничего на этом лице? Ни цвета глаз, ни формы носа или губ, ни размера лба… Все было как в дымке. Впрочем, и сама фотография была в этом отчасти виновата: кроме глаз все остальное в ней было размыто, как-то недостаточно четко, как будто бы между объективом камеры и лицом было нечто другое, какое-то туманное облачко, или просто камера была неисправна… Но тогда почему так четко и резко получились глаза?

Я механически отложил фотографию в сторону и пошарил руками в темном чреве тумбочки. Там оказалось немного вещей, в основном, бытового назначения. При свете зажигалки я их внимательно осмотрел. Помимо всего прочего, там были вещи чисто мужского обихода – пена для бритья, крем после бритья, бритвенный станок и лезвия. Мне бросилось в глаза, что станок был явно устаревшей конструкции, как и сами лезвия — «Нева» — такими уже давно никто не пользуется. Крем и пена также оказались отечественного производства. В моем сознании вспыхнула фантастическая догадка – и я, внимательно осмотрев коробки, ахнул: на всех их красовалась маленькая звезда, вписанная в пятигранник, с надписью «Произведено в СССР»! С энтузиазмом археолога, напавшего на след какого-то древнего артефакта, я едва не с головой залез в тумбочку и обнаружил под кипой белья, спортивных штанов и футболок толстую 80-листовую тетрадь в клетку, исписанную хорошо знакомым мне бисерно мелким, филигранно красивым почерком с завитушками.

На первой же странице тетради я прочитал: «01.07.75. Сегодня отправляюсь в свою первую экспедицию в должности младшего специалиста. Как долго я ждал этого дня! Наконец-то я стал взрослым… Теперь я – дипломированный специалист. Мне больше не надо отчитываться перед родителями, я сам себе хозяин. На меня уже купили билет. Едем сначала в Тюмень. Там сориентируют. Сегодня – начало новой жизни!»

Я пролистал почти полсотни страниц с замиранием сердца. В висках так колотило, что перед глазами забегали красные мураши. Кончики пальцев похолодели, сами пальцы с трудом слушались. Рот заполнила вязкая слюна.

«13.06.79. Наконец-то, мы прибыли в Таежный. Здесь мы загрузимся снаряжением и на вертолете нас забросят прямо на Нижнюю К… Там мы и будем проводить разведку. У меня целых две недели отдыха. Какое это блаженство: цивилизация! Наверное, ощутить это блаженство по-настоящему может только дикарь. Без туч мошкары, без клещей, без комаров и ночевок в палатках. Да будет земля пухом изобретателю туалетов, ванн и горячего душа! Одену сегодня, впервые за полгода, свои блатные джинсы. Прошвырнемся с Валерой по местным кафешкам. Говорят, девчонки здесь просто конфетки. На всякий случай, запасаемся импортным шоколадом, вином, есть даже ананас и бананы. Валера прихватил пачку «Мальборо». Впервые в жизни пожалел, что я не курю… Толик со стажерами собирается сходить поглядеть на местную достопримечательность – «Монолиты». Мы над ним смеемся и прозываем его «Лешим». Не нагулялся ещё в тайге, сумасшедший! А он твердит, когда ещё здесь будем… Все, дальше писать не могу, Валера уже оделся, а мне ещё бриться. Жаль, кроме проклятой «Невы», у меня ничего нет. А за ней глаз да глаз нужен, могу порезаться и пиши пропало – идти на свидание с резаным лицом – хуже некуда».

Я судорожно сглотнул и перевернул ещё пару страниц.

«25.06.79. Не могу заснуть всю ночь. Снова и снова смотрю на её портрет, который вчера получил из фотоателье. Специально заказал для него рамку. Её глаза… Они словно намертво впечатались в мое сердце! Странные они какие-то… И смешливые, и серьезные, и юные и старые одновременно. А в голове играет и играет мелодия, под которую мы танцевали тогда, как будто бы у меня в голове кто-то невидимый завел пластинку. Странная вещь! Иногда мне кажется, что она не покидает меня ни на минуту, хотя и нет её рядом. Жара стоит такая, что я держу балкон номера постоянно открытым. Может быть, где-то в глубине души я жду, что на балкон, как бабочка, прилетит Она и утешит меня этой ночью? Глупо, конечно, но все влюбленные, наверно, кажутся со стороны дураками… Несколько раз уже за ночь я выхожу на балкон и любуюсь полной луной. Но не только… Вид таинственных камней на горизонте, высоких, покрытых тайгой сопок, не может не завораживать! Иногда мне кажется, я различаю там какие-то огни… Может, Толик с ребятами ещё там и жжет костер ночью? О нем уже беспокоятся. Впрочем, он — опытный таежный медведь и никогда не попадал в переделки. Да и из ружья стреляет без промаха. Вернется. Отправка экспедиции задерживается, а я просто летаю от счастья: значит, у меня ещё есть время, ещё есть время…».

Теперь я уже не пропускал ни страницы, но в самих записях обнаружились досадные пробелы.

«02.07.79. Толик и его ребята так и не вернулись. Отправка экспедиции опять задерживается. Их ищут с вертолетами и собаками. Мы не можем отправиться в путь, пока не будет что-либо известно об их судьбе. Тем более, что Толик – уникальный в группе специалист по сейсмике. Заменить его можно только если кого-то пришлют из Москвы. Мы все в тревоге. Да и я уже не рад задержке. Единственная отрада для меня – это мой Светик. После того, как вчера она подарила мне первый поцелуй, я не могу думать ни о чем, кроме неё. Я, наверное, самый гнусный человек на свете, потому что я не удержался и дал волю рукам. Но она сказала, что пока нельзя. Я сказал, что я честный человек и могу хоть завтра пойти расписаться… Но она говорит, что не в этом дело. Нужно что-то ещё… Что – не могу понять. Но губы её – снежные сугробы, дыхание – арктическая вьюга, а руки её – маленькие льдинки. И я больше не имею власти над собой. Я – Кай, она – Снежная Королева. И этим сказано все. Когда я сказал ей об этом, она рассмеялась. Но ничего не ответила. Она – вчерашняя школьница, но уже полна загадок. Её глаза – бездонный колодец, я тону в них. Валере она не нравится. Он считает, что она меня просто «разводит на бабки». Она его тоже не любит. Сказала, если увидит меня в городе с ним, не будет со мной здороваться. Я все добиваюсь того, чтобы она познакомила меня со своими родителями. Но она говорит, что они умерли, но в её словах я не чувствую печали. Ей вообще, мне кажется, не знакомы глубокие чувства. Она играет людьми. Играет мастерски. Я уже писал о том, как она сыграла злую шутку с тем парнем в кафе. Именно поэтому она не нравится Валере. А, может, он просто ревнует?.. И все же, где же Толик с ребятами?! Где же?!»

Сердце просто выскакивает из груди, но разум мой холоден, как лед. Я перелистываю страницу.

«05.07.79. Она мне наврала! Её родители живы! Я специально все разузнал. Единственная ли это её ложь или есть и другое? Сердце болит от возмущения! Родители пьющие. Она не ночует дома неделями, но о ней никто не беспокоится. Может, не так уж она и не права? Выпросил альбом с её детскими фотографиями. Странное дело! Родители, бабушки с дедушками, братья и сестра, двоюродные братья и сестры – все жгучие брюнеты, она одна – блондинка с васильковыми глазами. Может, она приемная дочь или подброшенная? Я постеснялся задать этот вопрос, а теперь жалею. И ещё… Везде у неё такой цепкий и пронзительный взгляд, даже когда она в пеленках. Толика до сих пор не обнаружили. Да и с Валерой приключилась беда. Ни с того ни с сего упал с лестницы в гостинице. Сильная черепно-мозговая травма. Но вроде не унывает. Иду навестить его. Достал через начальника дефицитных мандарин и пепси-колу».

«06.07.79. Она была в гневе. Я впервые видел её такой. Её глаза горели, как фары автомобиля, а рычала она просто как львица в зоопарке. Ей не понравилось, что я приходил к ней домой. Пришлось просить прощения едва не на коленях. Она простила, но взамен я был вынужден согласиться пойти вместе с ней с ночевкой на эти проклятые «Монолиты». Она просила меня об этом уже давно, но сначала мне было неохота опять лезть в тайгу, хотелось растянуть удовольствие пожить в цивилизованном мире, а потом, после совершенно очевидной пропажи Толика и ребят, я уже и сам не хотел лезть на рожон. Но она твердо сказала мне, что нам там не грозит никакая опасность. «Монолиты» оцеплены милицией, туда никого не пускают. Но она сказала, что мы все равно пойдем туда ночью, секретной тропкой, которую не охраняют. Я не удивился этому. В альбоме её родителей я видел много фотографий с «Монолитов». Чуть ли не с самого раннего детства она гуляла там. Состояла в школьном кружке по туризму и скалолазанию. Имела награды от пионерской и комсомольской организаций. Каждое лето проводила в туристических лагерях. Ходила даже за Дальний Круг… И я сломался. Сегодня вечером мы выходим. Она намекнула мне, что именно там мы станем ближе друг к другу. Именно там. Кровь кипит в моих жилах, я весь в предвкушении неземных удовольствий. Жду только её звонка…».

Эта была последняя запись в толстой тетради. Я разочарованно вздохнул. Дальше следовали следы вырванных «с мясом» листов и множество ещё не использованных страниц. Безымянная хроника внезапно оборвалась. 

 Шелест занавески и чей-то глубокий тоскливый вздох пробудили меня словно ото сна. По позвоночнику моему пробежал неприятный холодок. Я отложил тетрадь и посмотрел в сторону балкона. Через прорези тюля я увидел там силуэт человека, точнее, женщины. Хрупкие плечи, тонкая талия, длинные густые черные волосы ниже пояса, бледное как покойницкий саван одеяние, напоминающее ночную рубашку. Она сидела спиной ко мне и смотрела, смотрела куда-то вдаль.

Меня охватило неодолимое желание приблизиться к девушке и узнать, куда она так сосредоточенно смотрит, почему она так печально вздыхает, и в то же время мне что-то мешало. Я начинал осознавать, что тот ледяной холод, что я ощущал с самого начала своего пребывания в этой комнате, исходит отнюдь не с улицы. Он исходит от этой женской фигуры. Странный был этот холод! Он пронизывал не только (и не столько) тело, сколько пронизывал саму душу. В голове замерзали мысли, в сердце остывали чувства, тоска и сонное оцепенение – вот то, что я ощущал тогда. Именно это оцепенение и мешало мне встать и выйти на балкон.

Некоторое время я разрывался между борьбой чувств, к которым добавился ещё и жуткий страх. Наконец, желание приблизиться оказалось сильнее, и словно порыв ветра подхватывает опавший осенний лист, так и меня что-то подтолкнуло – и вот я уже оказался на балконе.

Небо было усыпано крупными и яркими звездами, лик луны как обычно был печален, а тусклый свет навевал мысли о чем-то потустороннем и бесконечно далеком от меня.

Широкий просторный балкон был общим для двух комнат. Из этого обстоятельства я сделал вывод, что нахожусь в гостиничном номере. Однако рассмотреть, что находится внизу, на улице, совершенно не представлялось возможным – землю окутывал сплошной покров белесого непроницаемого, как вата, тумана. Зато то, что располагалось вдали, странным образом просматривалось достаточно хорошо: там были видны покрытые тайгой возвышенности – словно древние курганы -, на некоторых из которых стояли высокие камни разных форм, а на одной из них можно было различить яркую, как звезда, пульсирующую точку.

Именно на неё неотрывно смотрела черноволосая девушка с худыми плечами.

— Этот огонек мне напоминает маяк, который предупреждает моряков об опасном рифе впереди. Но, боюсь, что для меня он уже бесполезен, — произнес я, сам не зная почему, эти слова – губы мои совершенно не подчинялись мне.

— Не говори ерунды, дорогой, — донесся до меня сухой шепот, словно шелест мертвой ломкой листвы под ногами. – Опасности для тебя не было и нет.

— Но тела Толика и ребят уже обнаружены и отправлены в Москву в закрытых гробах, — настойчиво возразил я почему-то. И только сейчас меня озарила мысль, что хотя говорю все это я, но на самом деле словно воспроизвожу запись чьего-то разговора, в котором я не в силах поменять ни одной буквы! – А Виталя так и не пришел в сознание…

— Ничего из этого к тебе не относится… — опять выдохнула девушка. И в этот раз её голос напомнил мне дуновение холодного осеннего ветерка.

— Значит, ты все-таки что-то знаешь?! Знаешь – и молчишь?! Ответь, ты знала, что они там погибнут, да?! Что произошло с Виталей? Знала, говори! – внезапно сорвался на крик я и попытался развернуть девушку к себе за плечи, но не смог – лед её кожи так больно обжег мои пальцы, что я буквально отпрыгнул в сторону.

— Какое это имеет значение, любимый? Мы были там вместе, нам было хорошо вдвоем, чего тебе ещё нужно?

— Ничего. Я счастлив, что завтра уезжаю. И, надеюсь, навсегда. Оставь меня. Я вырвал последние страницы дневника, надеюсь, также вырву и тебя из своего сердца и из своей памяти.

Я развернулся, чтобы уйти.

— Постой! – также, не оборачиваясь, громким шепотом прошипела она. На этот раз у меня возникли ассоциации со змеей. – Ты не можешь так просто взять и уйти! Я беременна.

— Не говори чепухи. После одной ночи? Да и срок всего ничего… Как ты можешь знать?

— Я знаю…

— К черту!

— Я знаю.

— Мне все равно.

— Тебе не удастся так просто уйти! Предки скрепили наш союз навеки, а ребенок во мне уже связан со мной и с тобой незримыми узами. Если ты захочешь их разорвать, ты погибнешь, но виной тому буду не я!

— Ты просто чокнутая.

— Ты просто меня не любишь! Как и все они! Вы все боитесь того, чего не понимаете! Вы ненавидите то, что выше вас! Вы стремитесь уничтожить то, чем не можете обладать!

— Я тебя не понимаю. Мне пора. Мы вылетаем на рассвете.

— Лети, но знай, что Я тебя не отпускаю. Ты ещё вернешься ко мне.

Я промолчал.

— Разве ты не хочешь поцеловать меня на прощание, любимый?

В это же мгновение меня ударило словно током жгучее желание. Разум помрачился и я, против своей воли, шагнул к странной собеседнице. Я вновь взял её за плечи. Они не были уже так холодны.

— Ты сжигаешь меня дотла, колдунья, но сердце твое сделано изо льда, как у Снежной Королевы, — вязкая слюна уже заполнила мой рот, а потому говорить я мог с трудом.

— Ты так ничего и не понял, глупыш… Тебе нужно время… И Я дам его тебе!

С этими словами она повернулась ко мне лицом – и волосы на моей голове стали дыбом. Лица не было! Передо мной была белесая пустота овальной формы, голая, как скорлупа яйца, обрамленная по бокам густыми цвета воронова крыла прядями.

Я вскрикнул от ужаса. И в этот же момент балкон стал стремительно менять свои формы. Он стал вытягиваться куда-то вверх, сужаться, монолиты вдали – резко приближаться. И вот я уже вижу себя стоящим на вершине «Лысой» горы и смотрю на тот самый монолит «в шлеме», который я увидел сегодня на фотографии, а рядом со мной – никого нет. Только в руке я сжимаю какой-то предмет. Я подношу руку к глазам и вижу – это бледная как смерть лилия, с одного конца до другого сплошь покрытая инеем. Только мой взгляд упал на неё, как лепестки её тут же осыпались, легкими бабочками закружившись вокруг меня. Я попытался схватить их руками, но не удержал равновесия, поскользнулся и – полетел в отверстую бездну…   

Автобус сильно тряхануло и я, должно быть, сильно ударился головой о кресло впереди меня. Я окончательно проснулся и некоторое время совершенно не понимал, что со мной произошло. Я посмотрел в окно и увидел далеко на горизонте, при свете только что взошедшего месяца, монолит, на котором мерцал еле заметный красный огонек. Глядя на него, мне сразу вспомнился минувший кошмар – до самых мельчайших деталей, до запятых на страницах безымянной тетради. Вспомнил, и понял, что теперь уже мне его не забыть никогда. А через несколько мгновений автобус сделал крутой поворот и монолит с огоньком скрылись из виду, а по обоим сторонам дороги стали видны освещенные уличными фонарями старые, скособоченные двухэтажки. Мы были в Таежном.

Менее чем через полчаса я уже поднимался со своей дорожной сумкой наперевес на третий, самый верхний, этаж гостиницы «Турист». Когда я открывал дверь номера 58, я уже знал, что меня там ожидает: примитивная односпальная кровать, бельевой шкаф, тумбочка у изголовья, ночник, письменный стол, телевизор. А дальше будет широкий балкон, объединяющий собой две комнаты. Так оно и было. Только тумбочка была пуста, как пуст был и балкон.

Я мысленно рассмеялся. Спокойно принял душ, перекусил, переоделся ко сну.

Все это время я думал о произошедшем со мной за день: сон в поезде, интервью в газете, рассказы библиотекарши, подшивки, сон в автобусе… Я пытался выстроить некий логический порядок в голове и даже пробовал чертить на листах своего блокнота логические схемы, но в этих схемах было полно лакун, которые пока что нечем было заполнить. 

А факты были таковы:

1. Совершенно очевидно, что моя мать как-то связана с «Монолитами» и её поиски будут неразрывно связаны с ними.
2. Ясно, что дневник, который я «читал», во сне, был дневником моего отца (я узнавал его хотя бы по почерку), а фотография на тумбочке была фотографией моей матери.
3. Ясно, что причина исчезновения моего отца, равно как и моей матери, связана с таинственными свойствами «Монолитов».

Однако, прочитав вышеописанные «факты», я не смог сдержать смеха. Какие факты?! Что за чушь!

Дневник, который я видел во сне! Фотография матери, которую я никогда в жизни не видел! «Монолиты» — о которых толком ничего не известно! Если это можно назвать «фактами», то я могу сказать, что романы Лавкрафта – это исторический источник, а мифология Ктулху имеет такую же культурную ценность, как гомеровский эпос или «Бхагават-Гита»!

Но даже если исходить из фактологической ценности всех этих «источников», остается неясным очень и очень много чего:

• Если мой отец с моей матерью зачали меня в начале июля 1979 года, как я мог родиться 31 октября этого же года? Или они зачали не меня, а значит, у меня есть брат или сестра, о которых я и не подозреваю?
• Если я стал невольным свидетелем прощального диалога между моей матерью и моим отцом на балконе гостиничного номера, то почему «в роли» матери выступала жуткая безликая черноволосая девушка, если моя мать – блондинка?
• Что произошло между ними на «Монолитах», что так отвратило дотоле горячо влюбленного в неё моего отца?

Все эти бесконечные «почему» окружили мой утомленный тяжелым днем разум как лесная мошкара усталого туриста. Я твердо решил «подумать об этом завтра». Выключил свет и сразу же заснул. На этот раз – без сновидений…

Продолжение следует...

Похожие статьи:

Рассказы → День Бабочкина

Рассказы → Демоны ночи

Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]

Рассказы → Княжна Маркулова

Рассказы → Властитель Ночи [18+]