КМ (Роман) Глава 10 Кто они?

Посетитель: Доброго времени.

Врач: Доброго.

Посетитель: Можно войти?

Врач: Да, да, входите пожалуйста. Вы у нас первый раз?

Посетитель: Первый.

Врач: Как вас записать?

Посетитель: Тингерман.

Врач: А по имени?

Тингерман: Просто Тингерман. Разрешите сразу перейти к делу.

Врач: Да, конечно же.

Тингерман: Видите ли, у меня последнее время такое чувство… что я это не я.

Врач: Интересно. А поподробнее можно?

Тингерман: Разумеется. Вот я встаю утром, отправляюсь на работу…

Врач: Разрешите узнать, кем вы работаете?

Тингерман: Ведущий менеджер по связям.

Врач: По связям с чем?

Тингерман: Просто по связям.

Врач: Боюсь, не совсем понимаю.

Тингерман: Ну, видите как, кто-то должен поддерживать связи между мыслеобразами, проверять качество этой связи.

Врач: М-м… начинаю понимать.

Тингерман: Ну и вот, я иду на работу, я обдумываю, как можно оптимизировать качество полифункциональных связей, снизить потери передачи данных, увеличить мыслеоборот…

Врач: Боюсь, не совсем понимаю, о чем вы…

Тингерман: Это не имеет значения. Дело в том, что я думаю обо всем об этом… и у меня такое чувство, что это еще не все.

Врач: Не все?

Тингерман: Ну да. Что я должен думать о чем-то еще.

Врач: Должны?

Тингерман: Да. Что раньше я думал… еще о чем-то.

Врач: Вы можете вспомнить хотя бы примерно?

Тингерман: В том-то и дело, что не могу. Даже примерно. Что было в моей жизни… что-то еще.

Врач: Любопытно. Чем вы занимаетесь в свободное время?

Тингерман: Вот здесь тоже проблема. Видите ли… вот я выхожу из офиса в девять вечера…

Врач: Так поздно?

Тингерман: Да, знаете, график ненормированный… иду в ресторан.

Врач: В ресторан?

Тингерман: Да, в ресторан, какой-нибудь, подороже. Или в клуб, тоже в элитный… Или куплю что-нибудь, обязательно дорогое, обязательно мне ненужное…

Врач: И… зачем же?

Тингерман: Да вот то-то и оно, что не нужно мне все это, не нужно! Не так я жил, понимаете… не так.

Врач: А как?

Тингерман: Не помню я, то-то и оно, не помню. Будто и не было ничего больше, только вот это, с утра офис, потом клуб какой-нибудь, или еще что… Но вот чувство такое, что было, было же…

Врач: Очень интересно…

Тингерман: И вот еще… по вечерам, перед сном…

Врач: Да, это очень важно. О чем вы думаете по вечерам перед сном?

Тингерман: Да в том-то и дело, что я ни о чем не думаю! Лежу, мыслей никаких, вместо мыслей – чистый лист…

Врач: Ну что же, у меня в конце рабочего дня тоже так бывает…

Тингерман: Да вы понимаете, я прямо чувствую, что так быть не должно! Вот точно знаю, что обычно лежу в постели, и что-то думаю, что-то… а что – не вспомню. Мечты какие-то, мысли… тайные… в которых сам себе боюсь признаться…

Врач: Что же, расскажите о себе. Где вы родились…

Тингерман: Не помню.

Врач: Ну, вы уж поройтесь для такого случая в памяти…

Тингерман: Нет у меня ничего в памяти! Можете сами глянуть. Чисто. Где родился, где учися, где женился…

Врач: Что же, и это бывает. Вы же не первые сто лет на свете живете. Потеряли память. Я сам три раза терял, два раза еще пытался восстановить что-то, потом плюнул, кому какое дело… Постойте-ка, может, в прошлом у вас было что-то… плохое? Настолько плохое, что вы захотели это забыть…

Тингерман: Нет, нет, вы меня совершенно не поняли. Я чувствую не то, что я потерял память, а то, что у меня памяти как будто никогда и не было.

Врач: Но… так не бывает.

Тингерман: Не бывает? Я вам совершенно серьезно говорю…

Врач: Тогда получается, вас вообще не существует…

Тингерман: Смеетесь?

Врач: А может… можете мне еще раз имя сказать?

Тингерман: Тингерман.

Врач: М-м-м… дайте-ка в поисковике гляну… черт возьми, ну конечно же…

Тингерман: Что такое?

Врач: Прошу прощения… я не имею права об этом говорить…

Тингерман: Ну-ка, дайте-ка я посмотрю… черт побери… почему вы мне об этом не сказали?

Врач: Я не имел права…

Тингерман: Что же, большое вам спасибо за информацию.

Врач: Пожалуйста… не говорите никому, что я вам сказал…

Тингерман: Можете не беспокоиться, никто не узнает… что это сказали вы.

 

Здравствуйте!

Прежде всего, сердечно приветствую вас и желаю вам преуспеть в любом деле, которое вы выберите себе по душе… за исключением литературы.

Потому что, к сожалению, у вас нет не только пресловутого «Таланта», но и вообще мало-мальского понимания, как должен выглядеть роман.

Я добросовестно прочитал ваш текст и, честно говоря, пришел в ужас. Такого за всю свою бытность рецензентом я не встречал. Честное слово, я уже подумываю, что мне за вредность полагается молоко.

С первых же строчек бросается в глаза ваша вопиющая безграмотность. Вот вы пишете:

КМ обустроил себе дом в виде шахматной дАски с шахматами, прозрачными шарами и шахматными кубами.

Имейте в виду, что шахматных кубов в природе никогда не было — могут быть только кубы, поверхность которых похожа на шахматную доску. Кстати, дОска пишется через О. Я уже не говорю о том, что вы описываете не дом КМ (как у виртуального человека, у него не могло быть дома), а его внутренний мир, да и то не весь, а только один слой. Но это еще цветочки, ягодки будут впереди. Да что далеко ходить, вы почитайте воспоминания друзей КМ, которые побывали у него дома. Не поленитесь, почитайте. Хоть что-нибудь узнаете про своего героя.

 

Первый раз оказавшись в мире КМ, я был очарован величием и простотой этого мира. Он казался невероятно сложным, и в то же время удивительно гармоничным. Я видел острова, парящие в синей пустоте, острова, раскрашенные под шахматные доски, на которых стояли здания в виде шахматных фигур. Чуть погодя я понял, что фигуры, которые казались неподвижными, на самом деле медленно перемещались, разыгрывая причудливую шахматную партию уже много лет. От острова к острову были протянуты тончайшие мосты, приглядевшись к которым я узнал строчки с нанизанными на них нотами.

Мир КМ не переставал удивлять меня. Как только я уверял себя, что достаточно понял эту чудесную вселенную – моему взору открывалось что-то неожиданное. Проходя по улице, я заметил стаю птиц, но приглядевшись, я понял, что вижу циферблаты с перепончатыми крыльями. Мое удивление достигло предела, когда КМ поднялся по лесенке, ведущей на луну, открыл сияющий лунный диск и пригласил меня в комнату, за ним спрятанную. Там КМ коротал вечера, ту комнату он по привычке считал своим домом, памятуя о тех временах, когда у человека не было отдельного мира, а была только комната.

 

Далее вы пишете:

К КМ иногда заходили друзья, они вместе веселились. Мой дорогой друг, умоляю вас: в те времена люди уже не ходили друг к другу в гости, коллективный разум позволял поддерживать тонкий контакт со всеми.

КМ был счастлив.

Ой ли? Вы лично у самого КМ спрашивали, был он тогда счастлив или нет?

Шел третий год от Большого Сжатия…

Мой дорогой начинающий автор, вы бы потрудились почитать историю и узнать, что новое летоисчисление (после Большого Сжатия) ввели только через десять лет после этого самого сжатия.

Далее вы пишете:

Потом КМ стало грустно.

Когда потом? И вообще откуда вы можете это знать, можно подумать, вы сами находились рядом с КМ и он подробно рассказывал вам о своих чувствах?

Дорогой коллега, я бы на вашем месте потрудился описать это хотя бы так:

 

Здесь должны быть черепа и кости, истлевшие останки людей и не людей, когда-то живших, мечтавших, стремившихся к чему-то – и не  достигших.

Но их здесь нет.

Здесь должны быть руины городов, когда-то шумящих воскресной толпой, величественные останки прошлого. Здесь должны быть башни, обглоданные временем, пустые глазницы окон, полуобсыпавшиеся ступени.

Но их нет.

Здесь должны быть отголоски прошлого, воспоминания об отжившем, тени, призраки, одиноко гуляющие под тусклой луной. Здесь должен быть прах от некогда великих монументов, отголоски эпохальных сражений…

Но их тоже нет.

Здесь нет ничего. Ничего, за что можно зацепиться памяти, задержаться, снова пережить что-то, произошедшее давным-давно.

Черная пустота насколько хватает глаз. Он движется через черную пустоту – призрачный, бестелесный, пытается представить себе мир, который был здесь когда-то, - раскаленные огненные шары, туманности, пылевые облака. Он приближается туда, где когда-то вокруг раскаленного шара вращались остывшие шары.

Он движется вровень с застывшим шаром, которого больше нет. Он опускается на поверхность несуществующего шара, скользит вдоль холмов, которых больше нет. Перед его мысленным взором проносятся годы, десятки лет, века, тысячелетия. Он представляет себе остовы зданий в несколько тысяч этажей, он видит скелеты трасс, изогнувшихся в причудливом хитросплетении, пожелтевшие черепа и кости.

Он замирает возле того, что когда-то было скоростным автомобилем, неслось по трассам…

Стоп, стоп, что он воображает, что он выдумал, в те времена уже на флаерах в небо поднимались, на магнитной подушке, не было тогда уже транспортных развязок. Или нет, были, были, и трассы были, и развязки были, по ним и скользили флаеры.

Да.

Итак, он замирает возле того, что когда-то было скоростным автомобилем, неслось по трассам. Этот флаер привлекает его внимание больше других. Он наклоняется и смотрит на истлевший череп, на поверхности которого время не оставило плоти. Он вспоминает лицо человека, которому когда-то принадлежал этот череп – мужественное волевое лицо успешного человека, уверенного в себе. Он вспоминает серые глаза, морщинки на лбу, тонкие костлявые пальцы скрещиваются в нетерпеливом жесте.

Перейдем к делу – резкий, властный голос в памяти, - что же, за спасение жизни платить надо…

Вы очень её любили?

Это тоже из памяти.

Перед его мысленным взором оживают образы далекого прошлого, город наполняется гомоном большой толпы, ревом моторов (что ты несешь, говорит он памяти, не было тогда уже никаких моторов), голосами людей, жужжанием факсов и… стоп, нет, не было тогда никаких факсов, не было уже сто лет как, глупая память. Память не слушается, память мешает все подряд, дисковые телефоны и флаеры, айфоны и факсы, граммофоны и высадку человека на Луну.

Луна…

Он смотрит вверх, память услужливо показывает серебристый диск высоко в небе.

Он снова поворачивается к Тингерману, он хотел поговорить с ним о деле, да, конечно, о деле. Но что это – там, где было волевое лицо, чуть тронутое искусственным загаром, теперь скалит зубы истлевший череп. Воспоминания кончились, и там, где только что блестел новенький флаер, теперь темнеет груда проржавленного металла.

Он смотрит на истлевший череп. Со стороны это выглядит удивительным зрелищем: поток синего сияния, изогнувшийся знаком бесконечность, наклоняется над высохшим остовом.

Тишина, рвущая душу.

Он поднимается над городом… ах да, нет никакого города, города – это тоже не более чем воспоминание, которое тает, тлеет, рушится. И вот он снова один в бесконечной пустоте, которая когда-то была вселенной, - наедине с собой, со своими мыслями. Какое-то время в памяти еще мерцает диск луны, но вскоре и он меркнет.

Темная пустота – насколько хватает глаз.

Он поднимается в измерения, где ждет его Эрчибелд, они обещали встретиться сегодня…

 

Чувствуете разницу с вашей писаниной?

Почувствуйте разницу дальше.

 

Он идет по заснеженной дороге – которой нет. Дорога существует только в его воображении, в его памяти. И снег тоже. И темный ночной лес по краям дороги – лес, который перемежается с заснеженным полем.

Он не оставляет следов, парит над снегом – бесплотный, невесомый. Добрый человек, увидев его, испугался бы, сказал бы, что видит самого дьявола. Только не ходит добрый человек по темноте да по холоду, все добрые люди сейчас по домам сидят, чай пьют.

Он идет мимо деревеньки, собачонка на цепи заливается лаем, тут же испуганно замолкает, видит истонченную фигуру, идущую по заснеженной дороге.

Собачонка, которой нет, давно уже нет, давно рассыпалась в прах, осталась только в памяти прохожего.

Он останавливается у крыльца, - которого нет. Смотрит на зажженные окна, за которыми мелькают силуэты людей, слышатся голоса. Странник замечает что-то на крыльце дома, на небольшом возвышении в стене, что-то, козырьком прикрытое от снега и ветра.

Держит деревянную табличку. Вспоминает обычай, возникший в этом мире в неведомо каких веках, оставлять на пороге таблички с именами для тех, кто потерял свое имя в виртуальном мире, в бесконечной перемене аккаунтов…

Странник читает имя.

Осмомысл.

Это значит – человек, у которого на каждое дело семь мыслей. Вроде подходит страннику, только у него на каждое дело не семь мыслей, а сто семь.

И имя какое-то, не произнесешь. Хотя страннику уже давно ничего произносить не надо, нет у него рта, и голоса нет.

А все равно, что-то не так с этим именем, не ложится оно на душу.

Странник идет дальше, поднимается на крыльцо Бореслава, ищет табличку с именем, а вот и она, березовая дощечка, на которой вырезано – Станомир.

Значит, устанавливающий мир.

Миротворец.

Путник примеряет себе имя, пробует его и так, и эдак. Вроде подходит. Станомир. То, есть, конечно, не совсем еще подходит, еще время нужно, чтобы имя прижилось.

Приживется.

Странник… Станомир кланяется дому, уходит по заснеженной дороге. Как только последние дома остаются за его спиной, деревенька начинает таять, растворяться в памяти, исчезать в прошлом. Еще мерцают последние снежинки в свете тусклого фонаря на углу, но скоро и они исчезают.

 

Вот так пишут профессионалы.

 

А вот фраза, которая меня буквально убила:

КМ вспоминал своих друзей, Бореслава и Тингермана, и понимал, что ему их не хватает.

Уважаемый автор, позвольте поинтересоваться, с каких это пор Бореслав и Тингерман стали лучшими ДРУЗЬЯМИ КМ? Уж не они ли хотели застрелить несчастного?

Однажды он захотел их вернуть. То есть, он всегда хотел их вернуть, но думал, что это невозможно, а тут он решил, что это возможно. На такие мысли его подтолкнул разговор с одним из знакомых, которого звали Эрчибелд. Эрчибелд говорил, что этого делать нельзя, а КМ решил поспорить с ним и доказать, что можно.

Дорогой автор, а вас не смущает, что Эрчибелд НИГДЕ не упоминает этот разговор? То есть, совсем. А уж кто как не Эрчибелд умел досконально вспомнить каждую деталь происходящего и передать в мемуарах! Да, автор, вы бы хоть воспоминания других людей о КМ почитали, прежде чем сочинять.

КМ стал думать, как это сделать.

Что сделать?

 

Далее вот вы пишете:

КМ попытался воссоздать своих друзей.

Как воссоздать? Дорогой автор, вы хоть представляете себе, как по памяти воссоздают личность? Как вытаскивают собственные воспоминания,  по крупинкам воссоздают в памяти личность другого человека? Вижу, что вы сами не только этим никогда не занимались, но и не видели, как это делали другие. Я не знаю, сколько вам лет, но если вам больше двадцати, это как минимум странно.

А ведь попытка воссоздать человека по своим воспоминаниям – это работа долгая и кропотливая, работа, которая очень редко увенчивается успехом. Кстати, вы даже ен написали, чем закончилась попытка КМ возродить умершего. Сразу видно, что вам неинтересна эта тема, вы даже не пытаетесь представить себе происхождчщее.

Посмотрите, уважаемый автор, как профессионал описал бы те же самые события, которые вы уместили в одну строчку.

 

КМ поднимает голову. Стучат. То есть, не стучат, конечно. Велик и могуч язык, давно уже нет дверей, давно уже нет рук, которые стучат в эти вдери, а все еще когда кто-то входит в твой мир, гвооришь про себя – стучат.

Так вот.

Стучат.

- Войдите! – говорит КМ. И вот опять же, давно уже никто не вхродит в твой мир, в миры, скорее, просачиваются – а все равно говорим – войдите.

КМ смотрит на Тингермана, вздрагивает. Откуда Тингерман, почему Тингерман, вроде не должен приходить Тингерман к КМ. Потому что… потому что не должен. Потому что Тингерман даже ни разу не подошел к КМ с того самого момента, как КМ воссоздал своего недавнего врага. За все это время они виделись от силы раза два – где-нибудь в общем потоке информации, Тингерман сдержанно кивал сворему знакомому – не более того. КМ не представлял, что могло заставить Тингермана прийти к нему, и тем не менее он стоял на пороге мира КМ, как всегда стройный, подтянутый, застегнутый на все пуговицы, КМ усмехается про себя, вот ведь, давно уже никаких пуговиц нет, а все говорят – на все пуговицы, осталось слово в веках, и живет, и живет…

- Доброго, - КМ вежливо приветствует гостя. И снова думает, давно уже нет никаких дней и ночей, и суток, а все еще говорим друг другу – доброго, или – доброго времени. Кто-то даже добавляет – суток.

- Вы… - Тингерман бледнеет, - что вы со мной сделали?

КМ отступает в глубину своего мира.

- Я… не понимаю вас.

- Вы все прекрасно понимаете, - Тингерман говорит резко, с расстановкой, - Что? Вы? Со мной? Сделали?

- Я… я вообще близко к вам не подхо…

- Мой дорогой КМ, давайте говорить начистоту. Я умер. Не так ли?

КМ бледнеет, из черного палочного человечка становится белым.

- Да. Вы умерли.

- И вы…

КМ сглатывает, вернее, делает вид, что сглатывает – горла у КМ нет.

- Я вспомнил вас.

- Вы…

- Я вспомнил вас.

- Вы меня воскресили?

- Не совсем так. Это называется – вспомнил.

- Да мне плевать, как это называется! – взрывается Тингерман, - кто теперь будет отвечать за то, что вы сделали? Вы будете отвечать?

- Но…

- Что но? Что вы вообще обо мне знаете, чтобы воскрешать меня!

- Я не воскрешал, я вспо…

- И что? Вам есть, что вспомнить?

- Ну как вам сказать…

- Вот это что? – Тингерман бросает перед КМ тетрадь, вернее, то, что выглядит, как тетрадь, - это что, я вас спрашиваю?

- Честное слово… не знаю.

- Не знаете! Вы даже не задумывались, что у меня был дневник!

- Да, я не знал этого…

- Не знали? А вы откройте! Откройте, будьте так любезны, - ледяным тоном продолжает Тингерман.

- Я никогда не читал чужих дневников.

- А я говорю вам, откройте, будьте так любезны!

КМ не хочет открывать дневник, но открывает – сам не знает, зачем, с изумлением смотрит на пустые страницы.

- Ну что? Как вам? – не унимается Тингерман.

- Здесь… ничего нет.

- Вот именно! А что здесь было? Что?

- Я… не знаю.

- А кто должен знать?

- Вы…

- Я? Дорогой мой, вы не забыли, что я – только ваше воспоминание? Что я, черт возьми, не помню собственные воспоминания?

- Но…

- Что но? Кто должен помнить, я спрашиваю? А это?

- Ваша страница в сети…

- Запись от восемнадцатого августа посмотрите, будьте добры.

- Когда говоришь себе, что не можешь этого сделать, сам себе закрываешь двери…

- И что? Что сделать? Что я собирался сделать? Что?

- Но я этого не…

- Не знаете? Так какого черта вы полезли вспоминать то, что вы не помните? А сюда взгляните-ка!

- Ваше интервью…

- Оно самое, вы угадали! Вот эту строчку прочитайте будьте так добры!

- Я не хотел бы вспоминать о своем отце…

- Верно! А может быть вы потрудитесь объяснить, почему я не хочу про него вспоминать?

- Ну… бил вас…

- А если подумать?

- Ну… не понимал… наказывал…

- А если хорошо подумать?

- Пил… из семьи ушел…

- Ну а если хорошенько вспомнить?

КМ пытается представить себе хоть что-нибудь, в голову ничего не лезет кроме совсем из ряда выходящих случаев, о которых и думать-то не хочется…

- Не знаю.

- Не знаете. А моя мать?

- Она умерла, когда вам было…

- Сколько? Вы даже не знаете, сколько мне было, когда она умерла… О чем я мечтал в детстве? Чем я пожертвовал ради карьеры?

КМ обреченно поднимает руки.

- Я понимаю…

- И что? Что мне с того, что вы понимаете? Очень удобно, сотворили черт знает что, эдакий прожженный делец без стыда и совести.

- И что вы предлагаете?

- Да ничего я не предлагаю, вы хоть головой своей думайте, прежде чем дров наломать!

Тингерман уходит. Если бы он мог хлопнуть дверью, он бы хлопнул дверью.

Но дверей здесь нет.

 

КМ стучится в дверь.

То есть, конечно, не стучится, нет здесь никакой двери.

Подходит к порталу, который ведет в жилище Тингермана – и тут же понимает, что портал открыт. И можно войти. То есть, нельзя, потому что еще никто не сказал – войдите. То есть, можно. Потому что открыто.

КМ входит, говорит – доброго, чуть замирает, добавляет – времени.

- Тингерман, я тут нашел кое-что про вас… мало, конечно, но все-таки… вот… ваши школьные сочинения… и вот, тест какой-то вы в детстве проходили, чего ты боишься больше всего на свете. Я знаете, что подумал? Я так в собственную душу заглянул… тоже белых пятен до фига и больше. Я вот что подумал… У меня такое чувство, что я тоже чье-то воспоминание… а не сам по себе… Тинегрман?

Никто не отвечает.

- Тингерман!

КМ смотрит на пустоту, в которой раньше была память Тингермана…

 

Вот так, дорогой автор. А вы о самоубийстве Тингермана вообще ничего не пишете. Только дальше – КМ потерпел неудачу и решил вернуть к жизни своих друзей по-другому…

И дальше. Бедный КМ, как хорошо, что он не читал вашу хрень…

Он изучил историю вселенной и узнал, что после Большого Разрыва разлетевшиеся частицы постепенно притягиваются друг к другу и через миллиарды миллиардов лет снова собираются в единое целое, и происходит новый Большой Взрыв.

Можно подумать, КМ до этого все тысячи лет своей жизни не раскрывал ни одной книги и не знал, что происходит во вселенной?

Но этого события нужно было ждать очень долго.

Еще бы…

Тогда КМ решил изогнуть время. Это оказалось трудно, время не хотело изгибаться…

Еще бы.

Но все-таки ему удалось изогнуть линию времени, чтобы момент Большого Разрыва оказался близко-близко к моменту Большого Взрыва. Этого КМ показалось мало, и он приблизил друг к другу два момента — последние дни вселенной и время, когда в новой вселенной после Большого Взрыва появятся пригодные для жизни условия.

И как он это сделал? Взмахнул волшебной палочкой? Прочитал заклинание? Автор, вы хоть бы поинтересовались, что и как делал КМ, вы бы хоть книги почитали что ли, теорию искривления пространства-времени, школьный курс. Вы бы хоть потрудились сообщить,  как отреагировали местные жители на выходку КМ…

 

 

- Вы арестованы.

Эрчибелд даже не спрашивает, за что. Потому что не за что. Потому что Эрчибелд ни в чем не виноват. Совсем. Эрчибелд припоминает за собой мелкие грехи – ничего не вспоминается, ничего ткого, за что нужно арестовать.

А вот.

- Вы арестованы.

Эрчибелд позволяет себя арестовать, то есть отключить от всех остальных.

- Вы знаете КМ?

- Это мой друг.

- Где он сейчас находится?

- Не могу знать, - кивает Эрчибелд, что же вы хотите, сами отключили меня, сами же спрашиваете, где кто.

- Не знаете?

- Включите меня, скажу.

Один патрульный кивает другому патрульному.

- Подключите его.

Эрчибелда подключают, Эрчибелд смотрит в пустоту, слушает тишину, боится спугнуть.

- Я вижу его адрес… но его сейчас там нет.

- Хотите сказать, он сменил адрес?

- Похоже на то.

- В бегах, значит?

Эрчибелд не понимает, зачем КМ быть в бегах, в чем виноват КМ, да ни в чем не виноват, он же…

Эрчибелд спохватывается, вспоминает, что он вообще знает про КМ. Ничего не знает. КМ. Какие-то воспоминания, какая-то Тори, какие-то стихи не к месту и не ко времени…

 

Весь город изрезан на тонкие рельсы трамваев,

И так нестерпимо в простреленной ветром груди.

Идет – от холодных дождей в переулках скрывается

Вон тот человек, у которого все впереди.

 

А все впереди – под снегами хрустальные улицы,

Какой-то великой тюрьмы крепостная стена,

И что там судьбою от скуки случайно насулено,

Про то разрешите хотя бы сегодня не знать.

 

Хотя бы сегодня поверить в свой жребий не брошенный,

Хотя бы сегодня закрыть на дорогу глаза,

Хотя бы сегодня поверить во что-то хорошее,

Хотя бы сегодня успеть обернуться назад.

 

(это Тори)

…Мир, который КМ выдумывал сам для себя, крылатые циферблаты, крылатые скрипки, дома, живущие на тоненьком месяце, ключи, растущие на деревьях, опрокинутые города, где над головой асфальт, а под ногами небо, и нужно ходить по проводам, чтобы не упасть… Ну это у всех, фантазия есть, так почему бы не сделать.

Это-то все да…

А вот что такое КМ на самом деле, Эрчибелд не знает.

- А… в чем он обвиняется?

Ответ.

Гром среди ясного неба.

- Он собирается уничтожить мир. Наш мир.

 

Да, дорогой автор, и такое бывало – КМ подозревали, что он своими махинациями уничтожит последний из оставшихся миров, КМ на полном серьезе был объявлен в розыск. Но вам, дорогой автор, история не нужна, вы считаете ниже своего достоинства учить исторические события.

Потом КМ сделал мостик между последними днями вселенной и годами новой вселенной, где появились пригодные для жизни условия.

Автор, что вы эту фразу как попугай повторяете…

По мостику стали переходить народы из разных миров…

Вот так, сразу, без здрассте-до-свидания. Вы уж пишите все как есть, как КМ ходил в разные миры, говорил, что живем в последние дни, звал всех на мост, заказывал публикации в газетах, выступал на телевидении и принародно. Расскажите, как его арестовывали, убивали, и неоднократно, благо, у КМ было достаточно архивных копий. Эх, автор, автор, из этого можно было остросюжетный роман закатить, такой, чтобы оторваться было невозможно, а вы…

Ну и само великое переселение народов. Автор, вы хоть представляете себе, какое это было грандиозное зрелище? Народы, великие и малые, высокоразвитые и отсталые, народы, которые ходят через порталы и народы, которые греют свои дома огнем, народы, которые объединились в коллективный разум и народы, которые строят храмы. Скрип повозок, шорох шин, гул самолетов, сигналы телефонов, ржание лошадей, заунывное мычание волов, окрики людей, которые в толпе потеряли своих близких. Люди идут к порталу, за которым начинается мост в новый мир… и оторопело замирают. Задние ряды напирают на передние, кто-то кричит, кого-то разгоняют полицейские.

Что же случилось?

Стоящие впереди люди изумленно смотрят на пустоту, которая открывается по ту сторону портала. Где-то далеко-далеко впереди мерцал второй портал, но до него нужно было идти и идти… как же это сделать?

Неужели КМ не построил обещанный мост?

Люди не сразу поняли, что мост есть, но он… невидим. Да, мост был невидимым, и нужно было превозмочь себя, свой страх, идти по пустоте, стараясь не смотреть в бездну. Кто-то осторожно пробовал мост ногой, кто-то становился на четвереньки, кто-то бился в истерике, не хотел идти по мосту, кого-то вели под руки. Удивительно, но животные не боялись пустоты, доверчиво шли на мост. Люди чувствовали границы моста, стоило кому-то подойти слишком близко к краю — у него мучительно холодело сердце, путник отступал. Вот кто-то с пытливым умом смотрит в черную бездну, оступается, летит с моста, тает в пустоте обреченный крик, то есть, простите, крик обреченного, вот видите, и у меня, бывалого писателя, случаются огрехи.

Люди входят в портал будущего. Скрипят повозки, погонщики подгоняют животных, ревут моторы, кто-то жмет на газ, летчики ищут пустыри, пригодные для посадки. Здесь нелишне вспомнить и тех, кто летел в самолетах, для которых не нашлось посадочной полосы, показать отчаянные попытки посадить крылатую машину, ужас пассажиров, наскоро набросанные предсмертные записки, боль, смерть…

Но что это? Мост начинает подрагивать, больше, сильнее, кажется, он уже не может выдержать тяжести идущих людей. Так и есть: мост еще не обесточен, но стремительно теряет энергию. КМ пытается подзарядить мост, открывает все запасные источники энергии, какие находит. И здесь, автор, вы бы хоть потрудились показать волнение КМ, его раздумья, его страх, внутреннюю борьбу, ведь он колебался между спасением своей жизни и спасением жизни всех тех, кто шел по мосту…

А что у вас, уважаемый автор?

Тогда КМ отдал энергию своей последней копии, чтобы перезарядить мост.

Во-первых, меня убивает фраза — перезарядить мост. Это вам что, автомат Калашникова? А во-вторых, когда человек жертвует собой, чтобы спасти других людей — об этом можно написать и поинтереснее, и поживее, так, чтобы у читателя слезы навернулись на глаза. Сразу видно, что для вас смерть КМ ничего не значит, да это и неудивительно — мир быстро забывает своих героев. Посмотрел бы я на вас, автор, на месте КМ, посмотрел бы я, смогли бы вы не то что отдать себя на энергию моста — а вообще выбраться из своего уютного мирка, чтобы что-то изменить?

Лично я сомневаюсь.

Что же, уважаемый автор, весьма похвально, что вы решили заняться творчеством, и ничего страшного, что у вас ничего не получилось. Остается признать, что описание исторических событий, истории КМ — не ваш конек, вы плохо его представляете.

 

ОТПРАВИТЬ ОТВЕТ

 

К сожалению, ответ не может быть отправлен, поскольку автора текста нет в живых.

 

Вот черт… разнес его в пух и прах, даже неудобно как-то… Могу я хотя бы узнать имя автора?

 

УЗНАТЬ ИМЯ…

 

КМ