Колдунец-2 (Восставшая плоть)

Последние лучи закатного солнца лениво падали на блестящие после робкого, совсем несмелого весеннего дождя, полотнища площадей и улиц, золотили упоённым умиротворяющим сиянием верхушки деревьев, разбивались на бесчисленные снопы искр о ещё влажные черепичные крыши соборов и домов. …– Да никто не разбивал крыши, балда! Это метафора такая, вставленная для красоты повествования. Впрочем, боже мой, кому я это всё объясняю?

С овеянных ленивой дремотой вечерних полей, нехотя и лениво, поднимался от речки мохнатый вечерний туман, сковывающий всё вокруг безжизненной ленивой пеленой…

– Нет, теперь слишком много получилось слова «ленивый»… Может попытаться вынести за скобки? Вот так:

Всё вокруг было лениво: и дремота, овеявшая вечерние поля, и безжизненная пелена, которой поднимался сковывающий всё вокруг мохнатый вечерний туман. Да и, собственно, поднимался-то он от речки тем же самым образом, а именно: безжизненно и лениво. 

– Ну чо опять вам не нравится? Так принято во всех приличных рассказах повествование начинать, чтобы, образно говоря, зажечь в уме читателя красоту поэтических образов. Но если у вас головы как трухлявые пни, то не больно-то в них чего и зажжёшь! Ну да ладно, я тоже, по правде говоря, не мастер красивых вступлений. Дальше буду рассказывать строго по сути.

Короче, труп Колдунца так и провалялся в помойной куче за трактиром до самой ночи. Приходили констебль и дознаватели, но они не проявили к телу никакого интереса. Порывшись в рюкзаке мага, служители правосудия обнаружили там гору какой-то старой бесполезной утвари и пятнадцать золотых, вшитых за подкладку. Деньги изъяли, а утварь побросали там же, рядом с рюкзаком и трупом.

А ещё солдатики с пограничной заставы, те, что осталися в живых после описанного выше инцидента в трактире, они, значит, заприметили коня, которого Колдунец к дрыну притрактирному привязал. Конь этот был, надо сказать, знатный, вороной. Вы такого высокого благородного коня, может быть, и во всю свою жизнь не видели. Да что вы вообще, голь деревенская, в этой жизни видели?

Так вот, стали солдаты к этому коню подбираться. Окружать его. А тот так: зырк на них своим свирепым карим глазом! Ребяток это изрядно смутило, но они не остановились – дальше окружают. Тогда конь зубами клацнул. Да громко так, словно двумя деревянными плошками, словно инструментом каким музыкальным, перкуссией, которая такой звук издаёт, типа: «Шпок!». А сам-то хочет убежать, да не может – на верёвку привязан! Те поняли намёк, мол, животное в руки даваться не собирается и будет обороняться до последнего. А всё равно, жадность глаза им застит, и они поближе к коню подбираются.

Уже на два метра подошли. Тут конь как встрепенётся, как заржёт, да как долбанёт самому первому копытом по коленке. Того моментально от боли скрутило, и он по земле закатался, повизгивая: «моя коленка! моя коленка!» Остальные гвардейцы – не будь дураками, назад отступили и раненого товарища за собой оттащили. Так вот конь и остался на месте своём дальше стоять.

Последний закатный луч лизнул напоследок шпили крыш и святой крест на ратуше…

– Ну чего ты опять ржёшь? Это я не для красивости. Этот факт, с фактологической точки зрения решающий, имеет важное значение для всего дальнейшего повествования. Поскольку в этот момент с лошадью, ну то есть, с конём этим привязанным, вообще стало твориться не бог весть что. Таять он стал, и как бы обрастать… Короче, очертания его самым мистическим образом изменялись прямо на глазах. И вскоре это уже был не конь вовсе, а девушка, стоявшая на коленях и снимавшая со своей головы ремешки кожаного конского оголовья. Остальная упряжь с неё свалилась сама, поскольку была слишком ей велика. Не, ну, в смысле, когда та была конём – тогда ей всё было в самый раз, а как стала девушкой… Не сбивай меня! Не бывает упряжи для девушек! Во всяком случае, я во всю жизнь такого на рынке не видел.

Короче, девушка такая, брюнетка, на вид лет двадцать три – двадцать пять, одетая в тёмно-зелёную накидку с капюшоном. Высокая такая. Грудь у неё… Кто сказал «полная и высокая?» Ну огольцы! Вот я вам! Нет… у этой девушки не было широких бёдер лопатой и полной высокой груди, как это нравится нашему брату – крестьянину: знаете, такие сиськи, которые болтаются, как засолочных сортов кочны капусты в авоське… нет. У неё были такие аккуратненькие, сисечки… Впрочем, что я перед вами тут, перед неучами, распинаться буду?! В больших городах – там всё не так, как у нас. Там слышали, этот: «фитнес»? Так вот и эта девушка была вся такая: «фитнес», одним словом.

А как сняла она с себя эту уздечку, намордник, значит, свой конский, так первым делом к выгребной яме бросилась. Туда, где Колдунец мёртвый лежал. А, надо сказать, день был тёплый и долгий, так что парень к тому времени уже изрядно попахивал. Перевернула она его лицом кверху, а сама рыдает: но не с криками и причитаниями, как у нас над покойником принято, а тихо так всхлипывает и, немножко совсем, подвывает. 

Потом, значит, в рюкзак разграбленный полезла. Достала оттуда трубку стальную. Трубка та с одной стороны заварена, а с другой у неё округлый белый колпачок. Стала она на колпачок нажимать и чем-то на Колдунца из этой трубки брызгать. Никакого эффекта. Совсем.

Ещё громче завыла красавица. А сама в рюкзаке всё роется, чего-то ищет. Наконец, где-то на самом дне, нашла она маленький серебряный колокольчик, видимо, волшебный, и давай в него тонко так звонить: тиль-тиль-тиль. Тиль-тиль-тиль – понеслась песенка колокольчика по всему городу, забежала в каждый дом, побежала по лесным тропинкам, в кротовые норы, на высокие горы... Да хватит ржать! Это важный момент, про песенку. Поскольку примерно на третью минуту этой колокольной терапии Колдунец дёрнулся и как-то неловко присел. Начал тереть ушибленное место на голове, растирать шею. Заговорил!

***

– Привет, Укропчик! Моя красавица! … А меня что… опять зажмурили?

– Погоди… Послушай, давай пока обойдёмся без поцелуев! Ты не в лучшей форме. От тебя несёт… Ты… Как бы полегче выразиться, немножко разложился тут.

Вацлав втянул ноздрями воздух:

– Странно, пахнет маминым освежителем воздуха. Тем, которым она меня благословила в дорогу. Да, кстати, ты не смотрела, у меня что-нибудь украли, воспользовавшись моей вынужденной неподвижностью?

– Ты имеешь в виду свой выпотрошенный рюкзак?

– Родная, я прежде всего имею в виду платиновую магическую туретру, стоимостью в пять тысяч золотых.

У сидевшей неподалёку старухи Агаты – продавщицы жареных семечек и по совместительству, единственного человека, оставшегося в этот поздний час на площади, сразу после этих слов из груди вырвался звук, отдалённо похожий на крик подстреленной птицы. Бабка с большим трудом наторговывала один золотой в месяц, и это несмотря на то, что кроме семечек она подпольно толкала жителям городка контрафактный шнапс. Кстати, в дальнейшем об этом судьбоносном эпизоде из жизни Колдунца люди узнали именно со слов бабки Агаты, так бесславно упустившей свой шанс разбогатеть.

 – Платиновая туретра – это вот эта посудина? – девушка выудила из обширного рюкзака предмет, больше похожий на сильно помятую, потёртую жизнью турку для заваривания кофе, горлышко которой было заварено оловом. Внутри турки что-то маслянисто побулькивало.

Увидев турку целой, Колдунец облегченно вздохнул: – Слава великому Агнусу, а также его семерым дочерям: Аиде, Немезиде, Фортиде, Деиде, Руиде, Теоиде и Алисии! Магическая туретра не подверглась расхищению. Моя честь и деловая репутация мага спасена! Теперь… – он, было, воодушевлённо попытался встать на ноги, но тут же потерял равновесие и беспомощно рухнул на землю лицом вниз. Глядя на это, девушка лишь укоризненно покачала головой:

– Ты слишком ослаб, Вац, а на одних магических пассах долго не протянешь.

– Воды… Мне бы воды, чтобы силы восстановить, – прохрипел Вацлав.

Недолго думая, девушка поднырнула под его могучее тело своим плечом, кряхтя поднялась с этой немыслимо огромной для неё ношей на ноги и довольно уверенно потащила Колдунца в сторону ближайшего трактира.

– Укроп…, ты куда меня тащишь? – поинтересовался Вацлав, с любопытством приподняв голову.

– В ближайший трактир: тебе же нужна вода?

– Снова в «Шалунью»? Нет! Только не туда!

– Чего это так? – спросила она с ухмылкой.

– У них низкий уровень сервиса: тараканы там, пыль, несовместимые продукты хранятся в одном месте – вот эта вся фигня. Ты же не хочешь, чтобы я заработал изжогу или понос?

– Лааадно уж, уговорил! – девушка развернулась и медленно понесла мага в сторону трактира «У старого чёрта».

***

Хозяин «Старого чёрта» был мефистофелевского вида стариком, с кустистыми бровями и заостренным на конце яйцеобразным лысым черепом. 

– Ловко! – обратился он к девушке, глядя, как Колдунец, лёжа на полу, с хлюпаньем втягивает в себя воду уже из третьей по счёту деревянной кадушки.

– Он у меня такой, живучий! – не без гордости ответила та.

– Да нет, я имею в виду не это. Я хотел сказать, ловко – наколдовать себе такого спутника: днём – сильный выносливый конь, а ночью – прекрасная молодая женщина. Я бы тоже от такого не отказался. И в дорогу хорошо, и в постель, так сказать, два в одном!

– Да что бы вы понимали! – девушка отодвинулась подальше от противного и излишне игривого старика, – Вацлав спас меня! Он оберегает меня и заботится обо мне, по-своему… Можно сказать, он вернул мне жизнь и дал мне всё. Всё!

– Ах вот как?! И ещё, надо полагать, он дал вам такое красивое звучное женское имя: «Укропчик»? – старик приторно сладко улыбнулся.

– Нас было три сестры: Лакриана, Закриана, и я, младшая – Укриана, – задумчиво начала девушка. – Я только готовилась встретить свою четырнадцатую вёсну, когда на наше селенье напали великаны с гор. Мать и отца они увели в рабство, а на нас, молоденьких девчонок, они наложили свои чудовищные заклятья. Просто так, для забавы, потехи ради. Лакриану они превратили в камень, Закриану – в книгу, а меня – в коня. Когда пришёл дядя Зикр, из всего нашего селенья живой он нашёл лишь меня. Это вам легко тут похихикивать, а у нас в национальной кухне почти половина блюд готовится из конского мяса. Мне тогда было не до смеха… Дяде Зикру добрые люди посоветовали обратиться за помощью к известному талантливому колдуну – Вацлаву, чтобы тот вернул мне человеческий облик.

Вацлав – конечно, могучий, уважаемый колдун, но заклятие древних великанов – это вам не хвост собачий. Слишком сильное оно для простых смертных людей. Собрав все свои магические силы, Вацлав смог снять его только наполовину. Лишь в промежутке между закатом и рассветом я обретаю человеческий облик, но как только первые солнечные лучи освещают землю… Короче, вот так я и оказалась конём-оборотнем, милостивый господин. А «Укропчик», как вы наверно уже поняли, это уменьшительно-ласкательная форма от моего полного имени «Укриана». Родители вообще меня в детстве звали «Ука», – добавила она, как бы немного смутившись.

– Нет, поймите меня правильно, я ничего не имею против, очень логичное сокращение и имя – тоже ничего! – съязвил старик, улыбаясь ещё больше.

– Да, это забавно, но Вацлав сказал тогда: «Хочу, чтобы у тебя было одно имя, которое бы подходило для обоих твоих обличий» – так вот я и путешествую с ним «Укропчиком», – девушка улыбнулась, открыто и как-то беспомощно.

– Это ж надо: путешествую с ним! – с хихиканьем повторил себе под нос хозяин трактира.

 Тем временем Вацлав уже осушил последнюю, шестую кадушку с водой. И тут он вдруг бодро вскочил на ноги, притопнул сапогами и хлопнул себя двумя руками по ляжкам:

– Кто колдун из колдунов?....

   Кто вылазит из штанов?!

– Ну вот, теперь это точно тот самый Вацлав, которого я знаю, – парировала Укриана. – Привет, мой коматозный путешественник! Рада снова видеть твою восставшую плоть!

– Это… – Вацлав мельком взглянул куда-то вниз,– что плоть?! Тем более, не такая она пока и восставшая. Воображаю, как тебя поразят чудеса моего обновлённого восставшего духа! – он прижал девушку к себе, приподняв её от пола, и весело закружил в воздухе.

Только тут, наконец, Вацлав заметил лысого старика, вопросительно смотревшего на них:

– Да… человек! Двуспальный номер на ночь. И ужин! … Ты ещё не ела? – Тогда два ужина!

В добавление ко всему этому, хозяину таверны удалось подслушать кусок их странного диалога, когда молодые люди поднимались по лестнице в номер:

– …а я динь-динькала, а тебя нет! А я всё динь-динькала – а тебя всё нет.

– Эх, – мечтательно ответил Колдунец, – страна усопших магов настолько преисполнена радостью и покоем, что, знаешь, каждый раз чертовски не хочется оттуда возвращаться. Прям через силу идёшь на зов колокольчика. А кроме того, я уже довольно давно там не был. Хотелось поболтать, послушать, чего у них нового…    

***

До столицы Кидонии – Кухтенберга, Вацлав добрался уже к обеду следующего дня. Чтобы получить возможность получше изучить обстановку, он решил поселиться инкогнито в одной из центральных гостиниц города.

На ресепшене фешенебельной гостиницы «Роза и плащ», окна которой как раз выходили на главную городскую площадь, его встретила довольно приветливая и проворная рыжая женщина, одетая, по местной моде отельеров, в платье, которое всё состояло из разноцветных лоскутков. В придачу, она вся, буквально с ног до головы, была увешана разноцветными фенечками и рюшечками. Магическое назначение некоторых из них Вацлав смог определить: к примеру, тут был оберег «от злого клиента» и довольно популярные у него на родине в Вейсландии косметические омолаживающие подвески «Прелестница 45+».

Как будто вскользь, невзначай, Вацлав не преминул забросить свои удочки, пока оформлял документы на номер и резервировал лошадь-место:

– Скажите, а что у вас за суета сегодня на площади? – действительно, на центральной городской площади в это время творилось что-то несусветное: по периметру плотники, что из числа деревенских крепостных, возводили целый ряд кабинок временных туалетов, а посередине – красовались уже готовые ряды мягких сидений под навесом, для знати. При этом, отряды королевского охранного полка отрабатывали какие-то странные маневры: то быстро рассредотачиваясь по площади, а то собираясь в колонну по три.

– Ах, дорогой! Вы, верно, единственный человек в нашем королевстве, кто не знает о том, что произойдёт нынче у нас вечером! – всплеснула руками женщина. – Мы ждали этого тридцать лет и три года, и вот, кажется, дождались. Даже не верится, что сегодня вся эта крайне затруднительная ситуация, наконец, сдвинется с мертвой точки!

– Можно поподробнее? Дело в том, что я прибыл издалека, и немного не в курсе… Да что там лукавить, совсем не в курсе всех этих ваших… ситуаций, – Вацлав всегда привлекал себе на помощь природную болтливость женщин. Вот и сейчас этот приём отлично сработал. Лицо отельерши просияло. Видимо, её вдохновляла возможность поделиться с новым человеком, человеком «со стороны», этой уже донельзя заезженной и пережёванной со всеми и на все лады сенсацией. Она вдохнула побольше воздуха и начала быстро, с упоением, рассказывать:

– Это история любви, молодой человек. История любви нашего принца и прекрасной Белой принцессы – дочери повелителя Гаупляйтских земель, что, впрочем, не так важно. Влюблённые, чьи имена не сходят с уст уже нескольких поколений жителей нашего царства: Клэр и Борис!

– Я наслышан только про вашего короля, Ратмира. А Борис – это, значит, его единственный наследный принц? – предположил Вацлав.

– Молодой человек, – с возмущением воскликнула рецепционистка, – как так можно?! Наследный принц Кидонии – это его высочество Клэр! А Борис – это и есть та самая Белая принцесса. Ну вы и даёте! – она посмотрела на Вацлава так, словно внезапно засомневалась в его вменяемости.

– Ну да ладно, слушайте. Это было во времена Пятилетней войны, когда молодой и могучий тогда ещё, король Ратмир освободил Загорье, Пригорье и Высокогорье от драконьего племени. В качестве трофейного артефакта он и привёз с войны тот самый стеклянный гроб-кристалл с Белой принцессой. Её Гаупляйтское царство к тому времени уже было упразднено, так что принцессой она была лишь формально, в силу своей родословной. Зато красотой девушка обладала поистине невероятной! Белые шелковистые волосы, точёный профиль, алый бутончик нежных губ. В придачу, будучи годами замурована в стекло, прям как заливная из мясного медальона в желе, её красота с годами не увядала, а похоже, лишь набирала силу. Надо ли говорить, что когда стеклянный гроб увидел молодой принц Клэр, то он, этот безнадёжный идеалист, тут же без ума влюбился в Белую принцессу…

– Малолетний далдон… – эти слова отчётливо раздались у Вацлава за спиной, где-то в глубине приёмного зала. Он быстро обернулся, но увидел там только трёх седых, почтенного возраста старцев, которые сосредоточенно курили свои трубки, сидя на диване у стены. У всех троих на головах были белые широкополые шляпы, а в руках каждый держал по сучковатому, изогнутому на конце посоху.

– Ну так вот, – продолжала администраторша отеля так, словно она не расслышала этого издевательского замечания, – поначалу думали, что расколдовать девушку будет несложно: пытались привлекать местных чародеев, ведьм и знахарей, да где там! Приходил даже знаменитый Еже-Большой Молот, пытался стекляшку расплавить с помощью кузнечных мехов и расколоть своим неимоверно большим молотом – без толку: даже не поцарапал. Всё потому, что колдовство это было слишком сильное, драконье. Какие шансы у людской магии против драконов? – Не та концентрация! Короче, так до сего дня гроб стеклянный с красавицей – цел лежит. Ну лежит и лежит: никто не делал бы из этого проблемы, если бы в один прекрасный день наш единственный принц Клэр не заявил отцу, что сердце его навеки принадлежит одной только Белой принцессе, и что жениться он намерен либо на ней, либо ни на ком вовсе!

– Трубочист заднеприводный… – раздался всё тот же насмешливый голос за спиной Вацлава. На этот раз маг стремительно обернулся, намереваясь застать говорившего врасплох, но снова увидел в зале только троицу старцев, невозмутимо куривших свои длинные трубки. Заметив его пристальный взгляд, сидевший посередине старик удивлённо зашевелил густыми белыми бровями и поднял свою трубку как бы в жесте приветствия. Два остальных деда, похоже, пребывали в каком-то блаженном сомнамбулическом расслаблении.

Но дама словно и не замечала этих едких комментариев:

– Так-то вот: настоящая большая любовь, настоящая лебединая верность. А ведь наш мир уже почти забыл о высоких чувствах! – подытожила она. Потом, посмотрев по сторонам, и словно убедившись, что лишних ушей нет и можно говорить не опасаясь, она добавила:

– Знаете, вообще-то мы, местные жители, по большому счёту не в восторге от Кидонского правительства, от наших законов и порядков.

– Вот как? – риторически удивился Вацлав.

– Да, так… – продолжала хозяйка заговорщическим шёпотом. – К примеру, нас, гостиничников, душат налогами, на каждом шагу надо платить разные поборы, надо кормить огромный аппарат бумагомарак и прочих вымогателей. Но часто я вспоминаю про принца Клэра, про его несчастную любовь… и у меня становится светло на сердце. Знаете, это как наш символ, наша вера: не может человек, так искренне и преданно любящий, быть плохим государем! Не способно такое большое романтичное сердце на зло или гнилую корысть. И если даже сейчас у него всё получается не лучшим образом, то когда-нибудь – непременно получится! Потому-то мы и терпим до сих пор династию Волосатого Гнезда. Да, и ждём, когда наше Солнышко придёт к власти на смену своему папаше, который уже выжил из ума и вообще изрядно всех достал. В народе верят, что с приходом Клэра на трон в жизни государства начнётся новая эра – эра всепрощения, любви и добра.

После этих слов в глубине зала раздался странный звук, наподобие кряка, и один из стариков зашёлся в тяжёлом кашле. Он кашлял и кашлял, и никак не мог успокоиться, так что два его товарища, в конце концов, взяли его с двух сторон под руки и вытащили на улицу.

Вацлав почувствовал, что мочку его правого уха слегка закололо. Он недоверчиво прислушался к своим ощущениям. И правда: лёгкие пощипывания! Похоже, даже банальная расколдовка принцессы: действие более рутинное и математическое, нежели магическое, в этой нездоровой стране тоже превращалось в сложно-вывернутый цирк с конями! Даже с этим тут всё было не просто.

Вацлав крикнул конюхам, чтобы его Укропчику выдали двойную порцию свежего овса, а сам пошёл в душ. Времени оставалось не слишком много, а надо было ещё срочно придумать на сегодняшний вечер в дополнение к плану А ещё план В, а также, по возможности, и план С.

Упругие струи гостиничного душа ласкали его могучее загорелое тело, покрытое многочисленными отметинами шрамов, расслабляли мышцы и успокаивали нервы. Сломанные вчерашним днём позвонки уже почти срослись, и теперь лишь слегка давали о себе знать тихим хрустом при повороте шеи. Успокоенный водными процедурами, Вацлав подумал, что, скорее всего, всё, конечно же, произойдёт банально и обыденно: он расколдует принцессу, получит награду, и влюблённая парочка будет жить-поживать долго и счастливо, на радость всем своим соотечественникам. Просто и обыденно.

Потом он увидел, как белое полотенце превратилось в лебёдушку, а незатейливый пейзаж, изображённый на картине, висевшей на стене номера, вдруг ожил и стал манить его внутрь себя… А потом Колдунца, прилёгшего на кушетку, «просто, чтобы на минуточку расслабиться», сморил совершенно убойный беспробудный сон. И неудивительно: ночью-то спать ему почти не пришлось, а то время, что оно пролежал намедни трупом – в зачёт не пошло. Таким образом разработка запасных планов предстоящей операции была отложена на неопределенный срок.

***

Проснулся он от неистового ржания, доносившегося со двора гостиницы через приоткрытое окно. Выглянув во двор, Вацлав увидал троих отельных прислужников, пытающихся обуздать бешено мечущегося по двору и ржущего Укропчика.

– Хозяин! Это твоя лошадь?! Она, кажется, сошла с ума! –  маг взглянул на часы и выругался: так и есть! Ещё немного, и он бы проспал свой выход.

Всю дорогу к замку Укропчик укоризненно сверлил Вацлава своим огромным тёмно-коричневым глазом, а тот делал вид, будто ничего такого не случилось. Из личного опыта, маг знал: именно такая тактика наиболее действенна при общении с волшебным конём.

Площадь была просто битком запружена народом. Уже издалека было слышно, как какой-то скоморох в колпаке с двумя разноцветными рогами разогревал публику:

– Кто сегодня к нам придёт? – визгливо кричал он.

– Кол-ду-нец! – выдыхала многотысячная толпа.

– Кто в принцессу жизнь вдохнёт?!

– Кол-ду-нец! Кол-ду-нец!

– Воплотит мечту сердец:

– КОЛ - ДУ - НЕЦ! АААА - УУУУ - ЕЕЕЕ! – неистовствовала публика.

Подходя к помосту, пробираясь сквозь ряды вооружённой охраны, Вацлав печально подумал: «Ну почему общение с народными массами всегда имеют такой отчетливо уловимый оттенок крикливой профанации? Почему люди, каждый из которых наверняка является и уважаемым и проницательным хозяином, семьянином, тружеником, будучи объединены в «массу», уподобляются существу мало того, слабоумному, но и ещё с плохим слухом. Существу, способному только на простейшие мысли, на базовые животные реакции, и подчиняющемуся не разуму, а безвкусно-визгливым крикунам.» – Занимая себя такими мыслями, он добрался до помоста. Толпа, заметив, наконец, на сцене внушительную фигуру мага в чёрном плаще, вдруг радостно заревела: «АУУУ-УУ!». Полетели вверх шапки, люди восторженно свистели и хлопали в ладоши.

Вацлав увидел, как с другой стороны сцены, «из-за кулис», ему навстречу выдвинулась целая торжественная процессия. Посередине шёл коротышка с непропорционально большой головой: изящно одетый, с маленькими усиками и пышными бакенбардами, с трусливо бегающими по широкому испуганному лицу белёсыми глазками. Справа от него шествовал строгого вида человек в чёрной рясе и с камилавкой на голове. Остальные же спутники коротыша были одеты по единому дресс-коду и выглядели одинаково, точно близнецы: это были накачанные коренастые мужики в кожаных куртках и кожаных же штанах с ремнями, украшенными громадными драгоценными пряжками, очевидно, призванными притягивать внимание к половым органам их обладателей.  

Тот, что шёл посередине, а как Вацлав уже догадался, это и был принц Клэр, нетерпеливо подойдя к магу, тут же злобно зашипел на него:

– Зачем пришёл?! Тебе сюда не надо было приходить. Лучше бы ты сидел в своей вейсландской дыре, самозванец! Поверь мне, это была самая большая твоя ошибка в этой жизни, – он говорил эти слова прямо ему в ухо, так, чтобы толпа их не услышала.

Слышать такое приветствие от, по сути, заказчика было крайне удивительно. Но нельзя сказать, чтобы Вацлав сильно удивился. Он работал в сфере магического обслуживания уже давно, и попросту привык, что подобная хреновня творится вокруг него постоянно. Довольно лениво, он вынул из-под полы депешу и сказал:

– Имею официальный документ, в дипломатическом ведомстве зарегистрированный. Номер исходящего – номер входящего, всё честь по чести. И написано здесь, цитирую: «Призывается…»

– Остановись! – снова злобно зашипел Клэр. – Мой папаша, Ратмир, знаешь ли, совсем тронулся умом. Да, формально он до сих пор остаётся королём. По факту же вся власть уже перешла ко мне. Он тут никто! Все дела тут решаю я. А я тебя не приглашал! И если этот старый хрен хочет меня женить…

– Постой, то есть сам ты жениться не хочешь…? – опешил Вацлав. Но закончить он не успел.

– Здравствуй, народ великой Кидонии! – вдруг истерично закричал принц в толпу!

– Уууууы! – неслось из толпы.

– Наконец настаёт тот момент, когда моя возлюбленная, принцесса Борис, будет расколдована и очнётся от чар сна. Сбывается великая мечта нашей нации, великая светлая мечта Кидонии. Позвольте представить великого вейсландского мага, непревзойдённого Колдунца!

– Ооооо! – взреввела толпа. К этому времени Вацлав заметил, что посреди сцены возвышался правильный параллелограмм, прикрытый красной парчой. По размерам он напоминал стол. Признаться, Вацлав изначально и принял его по невнимательности за стол. Только сейчас он начал понимать, что под покрывалом находился гигантский кристалл, установленный на четырёх ножках. «Очевидно, это тот самый гроб с принцессой», – пронеслось у него в голове.

Однако сразу после такого довольно торжественного объявления принц с кривой усмешкой добавил, Вацлаву на ухо:

– А ты, ублюдок, помолись в последний раз!

 Потом продолжил, уже криком обращаясь к толпе каким-то неестественным срывающимся голосом:

– Жду - не дождусь, когда смогу наконец прикоснуться к своей возлюбленной, обнять её изящный стан, поцеловать в губы алые! – эта его импровизация была встречена яростным улюлюканьем простолюдинов.

– Уж поскорее бы уважаемый Колдунец взялся за свое дело, для которого он и был сюда прислан. – Бровь Вацлава было удивлённо поползла вверх.

– Однако, – продолжал принц.

«Ну вот, правильно: Однако! Интересно, что ещё за «Однако» ты тут придумал, гавнюк-недоросток?» – подумал про себя Вацлав.

– Однако, прежде, чем допустить иноплеменника к святая святых нашей державы, нам необходимо провести его испытание на чистоту помыслов! – из толпы послышались отдельные недовольные возгласы, кто-то засвистел.

– Испытание… – как-то невнятно повторил Клэр, – так ведь всегда делали, и наши деды и отцы, – недовольный шум толпы всё нарастал, – скажи же им, наконец, отец Мильдоний! – уже срывающимся голосом обратился принц в сторону.

 Вацлав заметил, как трогательно, по-сыновнему нежно, Клэр погладил своими пальцами кисть стоявшего справа от него человека в священнических одеждах.

– Молчать, чернь! Владыко Мильдоний будет говорить! – с негодованием прикрикнул на распоясавшихся простолюдинов капитан охраны.       

Когда толпа стихла, отец Мильдоний заговорил вкрадчивым, прочувствованным баритоном:

– Братья и сестры. Сограждане мои Кидонийцы. В нелёгкую годину испытаний и преобразований должны мы вспомнить святые обычаи благочестия, доставшиеся нам от наших отцов, а тем, в свою очередь, от их отцов, – над всей огромной площадью, наконец, распростёрлась благоговейная тишина.

– Вперяя своё око во времена ушедшие, видим мы мудрый обычай: иноплеменников, пришедших к нам на службу, непременно проверять, так сказать, на вшивость, ограждая себя от коварных умыслов, заговоров, от разного рода саботажа. Посему иноземец этот, – он указал на Вацлава, – пройти через Лабиринт Помыслов должен. Тот взвесит все его помыслы на весах истины, и если найдёт их достаточно лёгкими, то выпустит испытуемого целым и невредимым. Если же зло затаил чужестранец – ждёт его смерть. Несложен этот лабиринт, но если в сердце твоём поселилось коварное вероломство – то не будет тебе выходу из него!

Так, вход в лабиринт находится прямо за сценой, – уже бегло продолжил Владыка. – Пронос оружия, колюще-режущих предметов, амулетов и оберегов – категорически запрещён.

После этих слов Вацлав почувствовал, как сразу несколько рук, принадлежавших несомненно «кожаным друзьям Принца», принялись его детально ощупывать, снимая с него мечи, вынимая из тайников лезвия, стилеты, срезая и расстёгивая амулеты. Не прошло и минуты, как он был полностью разоружён.

– Иди же, храбрый маг! – это был уже визгливый голос принца, – а мы будем молиться святому Христофору и преосвященной Аскезе, да управят они твои стези и да сохранят тебя на всех путях твоих, – Клэр театрально сложил ладони, как бы в молитве.

Несколько энергичных рук затолкнули мага в довольно тесный проход в каменной стене, и дверь за ним тут же закрылась. В этот момент Вацлав мысленно возблагодарил судьбу за то, что вместо того, чтобы продумывать всевозможные варианты развития сегодняшних событий, он хотя бы хорошенько выспался: предусмотреть ТАКОЕ гадство ему бы и в голову не пришло! А бодрость ему была сейчас нелишней: кажется, назревала потребность в очередной искромётной импровизации. Один, в ловушке и без оружия – без импровизации тут никак!

Хорошо хоть лабиринт Помыслов оказался достаточно незатейливым – он не баловал богатым выбором направлений, и вскоре узкий тёмный коридорчик вышел в небольшой сводчатый зал, освещённый факелами.

В зале стоял человек: таинственный фехтовальщик, имевший по короткому мечу в каждой руке. Одет он был во всё черное и обтекаемое: да, да, как вы догадались, всё та же униформа из кожаных штанов и куртки, выдававшая в нём причастность к прикормленной шайке Принца. Увидев Вацлава, боевик свирепо улыбнулся, и тут же, замахиваясь обоими мечами, попёр на него. Маг не без печали заметил, что его палач опустил все бессмысленные подготовительные действия, столь популярные в бульварных приключенческих книжонках: всякое там бряцание оружием, фразы, навроде: «Пусть же свершится неизбежное», «Сейчас!», или хотя бы: «Умри, несчастный!». Его попросту собирались по-быстрому зарезать, не теряя времени на ритуальные фразы и поэтические жесты.

В дополнение ко всем бедам, на «кожаном брате» была наведена защита. Вацлав точно определил наличие защитных полей первого, второго и третьего уровня. Плюс психо-защита и защита от астральной атаки. Втройне плохо! Да ещё и эти два меча впридачу: всё это делало его соперника попросту неуязвимым, а ситуацию – безысходной. Хотя… – некое вялое подобие спасительного плана всё же вызрело в голове у Колдунца.

– Трахаешь его? – вот так вот, прямо в лоб, спросил он у противника, когда тот был уже в метре от него.

– Ты имеешь в виду… кого? – палач вдруг ошарашенно застыл на месте.

– Ой, не строй тут из себя первоклассницу! – нарочито развязно продолжал Вацлав, – конечно же этого вашего крон-принца, порфироносную красавицу Клэр! Ты думаешь, это не понятно, что вы с ним долбитесь?

– То есть… Это так заметно? – по бледному лицу соперника было явно видно, что его застали врасплох. Раскололи.

– Ты пойми, – начал он бормотать, бессвязно и смущённо, – тут не то, что ты думаешь. Это высокие, истинные отношения... Отношения в той форме, которая не подразумевает чисто животную стихийную привязанность, как может предположить человек поверхностный, непосвященный. Тут речь идёт о родстве сердец, и проистекающем из него…. – подосланный убийца говорил и говорил, каким-то бессильным, извиняющимся голосом, но Вацлав особо и не слушал эти пространные излияния. Ему только и надо было: вызвать замешательство, хотя бы немного потянуть время.

Маг только делал вид, что заинтересованно слушает. На самом же деле его губы уже шептали слова древнейшего заговора, а сам он погружался в глубочайшую колдовскую медитацию, концентрируясь всё больше и больше с каждым словом:

«В подъезд я спущусь не лифтом

В интернет зайду не через гугл хром

Залогинюсь там с капсом нажатым

Поеду задним ходом с ручником поднятым

На заморском хосте апач-сервер стоит

Им админ рулит, на аутсорсинге…»

Вацлав беззвучно, слово за словом проговаривал слова заклинания, доставшегося ему по наследству от самих Древних. И хотя значение большинства слов было сокрыто от его ума, он чувствовал главное – протестную энергетику сакрального текста, и эта энергетика наполняла его, делала неуязвимым, способным совершать магию наивысшего порядка.

Как известно, магия первого уровня – магия вещей, – рассуждал про себя Вацлав. – Магия второго уровня – магия энергии. Третий уровень – мысль. По всем этим уровням у его противника была выставлена местной колдовской братией безукоризненная защита. Так что сломить его физический план, опустошить энергию или подчинить мысль – попросту не получится. Магия четвертого уровня – магия духа. А что враг сможет противопоставить его всепобеждающему духу, бодрому, как никогда?

Наконец, кожаный воин прервал свои спонтанные объяснения и почуял неладное:

– Э! Ты что это там такое бормочешь?! – только и успел выкрикнуть он, но было уже поздно. В следующее мгновение оранжевый файрбол, размером с кулак, вылетел из ладони мага и снёс противнику начисто нос, а вместе с ним, и изрядную часть лица. Тот беспомощно открыл рот, словно собираясь закричать. Следующий файрбол, такого же цвета и размера, полетел в аккурат в область сердца и прожёг в теле сквозную дыру, через которую некоторое время можно было любоваться факелом на противоположной стене. Оба шара с шипением растаяли где-то в глубине крепостной каменной кладки. Вацлав отодвинул сапогом тело продырявленного врага и двинулся по второму коридору, ведущему наружу. По всему выходило, что таинственный лабиринт не выявил в нём злых помыслов. Но что за подлости способен ещё придумать принц с его сворой?

«Надо просто быстро довести своё дело до конца, и будь что будет!» – решил Вацлав, нащупывая висевшую у него на ремне магическую туретру и на ходу распечатывая её транспортировочную пломбу.

 ***

…Я божусь, народу на площади было тысяч пятьдесят, а то и все сто! Шутка ли: королевство в полном составе! Вся наша деревня как есть пришла туда, включая слепую бабку Мафусаилу. Мы стояли в самом центре. Хотелось бы, конечно, поближе, да где там! Места у помоста ушлые люди занимали с самой ночи.

Как я сумел всё разглядеть? – Да очень просто! Выходя из дому, я привязал себе к спине табуретку. А на площади я на неё залез, и был не ниже среднего обывателя из толпы. Так что видел всё: от и до.

Так вот как это было: стоит Жалкий посреди сцены и сопли жуёт, мол не пропустил лабиринт Колдуна, мол был у того, видимо, помысел нечистый. Вот такую хреновню несёт. Мы-то, ясно дело, не верим: не мог такой сокол, такой чёткий парень, как Колдунец, в каком-то там лабиринте сраном сгинуть. Хотя сами про себя понимаем, что дело тут не чистое. Уже вроде как под свист и крики собрались какого-то солдата за трупом посылать, как вдруг видим: вылетает, подобно чёрному ворону, из проёма стенного, он –  Колдунец наш! И в руке у него какая-то мензурка железная, и из неё фонтаном вверх молнии бьют! Обрадовались тут мы все, радостно заулюлюкали, но в то же время… испугались. По слухам, он с собой в той банке магию привёз, которую все маги Вейсландии с полгода совместными усилиями наколдовывали. Бешеных денег эта магия стоила, кажется даже земли какие-то за неё Ратмир обещал уступить: вот так сильно он внуков мечтал увидеть! И вот сейчас вся эта силища магическая вдруг наружу полезла.

Мелкий со своей гей-бригадой аж присел от страха: молнии нешуточные лупили из банки той.  Все боятся, лишь Колдунец ничего не боится: накидку с гроба принцессиного скинул, разряды молний все в него направил. Одной рукой банку держит, а пальцами на другой руке знаки заковыристые изображает, и рожу такую сделал: злую, аж страшно смотреть. Не выдержало, значит, стекло, всё пошло трещинами и полопалося. А принцесса в воздухе горизонтально повисла, и лишь длинные белые кудри на пол спадают. Тут Колдунец из-под неё подпорки убрал – колышки, на которых гроб стоял. Это на случай, если принцесса вдруг ненароком рухнет, то чтоб она на колышки эти не наделась. Я ещё тогда подумал: во мужик голова, всё предусмотрел!

А уж когда красавица глаза свои открыла: клянусь, вся площадь орала так, как никогда в жизни никто не орал, и радостно было так всем нам, аж до слёз. Захлопала она так ресницами и смотрит на Колдунца, типа спрашивает: кто я и почему проснулася? И что вообще тут, с позволения, происходит?

А тот скромно так ставит её на ноги, берёт за руку и деликатно подводит к этому шпингалету в короне и говорит ей: вот, девушка, ваш суженый-ряженый! И сам делает несколько шагов назад, мол: устраняюсь, не буду вам больше тут мешать.

Вроде идиллия, хэппи енд? – Да хрена там! Я первым со своей табуретки заметил, что что-то пошло не так. Сильно не так! Принцессочка, эта тоненькая девочка, как тростиночка: с ней начинает происходить нечто невообразимое...

Задница! – Да, первым делом задница начинает увеличиваться, раздуваться. И вот она уже не помещается в её изящном платьице, трещит платьице-то. Живот... Жировые валики на нём увеличиваются прямо на глазах. Прямо на глазах принцесса растёт вширь и… вниз. Нос становится большой, раздувается картошкой, носогубные морщины, мешки под глазами. Короче, сто тысяч человек наблюдают, как принцесса буквально за минуту набирает все свои положенные тридцать три года: те, что она в гробу прокуковала. И от этого зрелища всем становится не по себе. Это на самом деле страшно. Отовсюду слышится гул, бабы начинают причитать. Да и сама она вдруг видит свои руки, покрытые морщинами, свою отвисшую грудь, и опускает голову, и стоит, горем убитая. И в этой её позе, в самом выражении её лица – такое смиренное понимание собственной ненужности, некрасивости, оставленности, что братцы, клянусь, у меня у самого сердце чуть на части в тот миг не разорвалось!

***

От вида внезапно состарившейся принцессы принц Клэр испугался и не знал, что говорить. Как вообще полагается реагировать на такую ситуацию?

Первым опомнился отец Мильдоний. Он энергично зашептал:

– Ваше высочество: за-го-вор!

– Что? – переспросил Клэр.

– Жулики. Устроили заговор. Принцесса ненастоящая. Колдун – мошенник, ну и всё такое прочее, – всё так же шёпотом выпалил Мильдоний.

Принц, довольно быстро уловивший задумку владыки, прокашлялся и нахмурил брови.

– Это что же ты, мерзавец, решил нам тут спектакль разыграть? Балаган устроил?! – закричал он на Вацлава громко и визгливо.

– Ваше высочество, я…

– Подобрал с улицы какую-то старуху и решил подло выдать её за ту, чей светлый образ я лелеял в своём сердце почти всю жизнь!

– Вы же тоже… Естественное старение за все эти годы… – попытался было вставить Вацлав.

– Молчать, шарлатан! Ты будешь отвечать за своё злодейство перед судом! И мы с тебя спросим ещё и за разбитый гроб, и за настоящую принцессу, которую ты в ходе фокуса куда-то умыкнул! За всё ответишь пред судом праведным.

После этих слов вперёд выступил один из «кожаных друзей». На голове его теперь отчетливо виднелась непонятно откуда взявшаяся чёрная квадратная шапочка:

– Как Верховный прокурор Кидонии, властью, данной мне Законом, приговариваю Вейсландского колдуна, прибывшего в наше королевство для оказания магических услуг, а также его сообщницу, пожилую женщину неизвестного происхождения – к высшей мере наказания: смертной казни через сожжение! Приговор исполнить завтра, на этой же площади. Решение суда окончательное, обжалованию и опротестованию не подлежит.  Стража! Возьмите их!

В тот же момент люди в синих мундирах выскочили в изрядном количестве на сцену и принялись заламывать руки Вацлаву и принцессе Борис. Впрочем, те были так подавлены и потрясены случившимся, что и не сопротивлялись…

Толпа же, которая имела на всё происходящее собственную точку зрения, не совсем согласующуюся с позицией руководства, заревела и попыталась прорваться на помост. Тут же рота охраны рассредоточилась, врезалась с разбегу в людское море и принялась оттеснять народ от сцены, размахивая палицами и шашками. Среди человеческого рёва и криков отчётливо слышался голос Клэра:

– Пальцы, пальцы ему все свяжите, олухи! Иначе он будет колдовать, делая магические жесты своими погаными пальцами. 

 ***

В темнице было сыро и воняло. Откуда-то сверху падали капли воды и, разбиваясь о замшелый позеленевший камень, разлетались на мелкие брызги. Вацлава всё это уже начинало изрядно выводить из себя, особенно – противный монотонный звук капающей воды.

Его и принцессу Борис посадили в подземной камере связанными, друг напротив друга. Причем Вацлав был не просто связан. Он походил на рекламу магазина пеньковой верёвки или пособие к курсу: «как правильно вязать узлы», ибо был просто увит путами с ног до головы.

Принцесса до какого-то момента крепилась и молчала. Но это продолжалось всего минут десять, не больше. Потом послышалось протяжное: «И-иииии!»

 – Ииииии!  А ведь я ещё и не пожила на этом свете! Мне рано умирать. Теперь я – старуха, что может быть вообще хуже? И меня ещё впридачу хотят убить!!! Ииии-иии! – засипела тоненьким голоском пожилая принцесса.

– Ну вот, что я могу сказать точно, так это то, что плачешь ты как настоящая девчонка! – попытался успокоить её Вацлав.

– Да?! – она с надеждой посмотрела ему в глаза. – Ты мне скажи. Только честно скажи! Я страшная? Я толстая жирная уродина?! Да?

– Только идиоты судят так поверхностно, – ловко парировал Вацлав.

– Хорошо. А как судишь ты?

– Малыш, старухой женщину в глазах мужчины делают вовсе не жир и морщины, а властность и нахрапистость, приобретаемые ею с возрастом. А я вижу в тебе совсем ещё юную душу и девичий ум, – говорил он совсем неспешно, словно размышляя вслух.

– И кроме того, даже весь этот налёт возрастных изменений не может скрыть от меня правильные, благородные черты этого лица. Эти глаза, нос, тонкая изящная кость… Как ни маскируйся, а я всегда смогу узнать в толпе посредственностей такую вот благородную породистую лош…, я хотел сказать, девушку. А кроме того, знаешь, у всех свои предпочтения: кому-то нравятся помоложе, кому-то – по вкусу зрелые дамы. А по-моему – и так довольно неплохо. Нет, я серьёзно! Так что ты, Борь, с моей точки зрения в полном порядке.

– Ты просто утешаешь меня, чтобы примирить с непоправимым, и подготовить к неизбежному, о благородный волшебник! – печально произнесла принцесса.

– Эй, ну ты это, терминами такими не бросайся. Ничего неизбежного и непоправимого в твоей ситуации на самом деле нет.

– Ты это сейчас сказал про мою старость? – встрепенулась принцесса. – Значит, её можно как-то… исправить?! Скажи, что да! Скажи!

– Да… Но, как и в любом деле, тут есть некоторые побочные эффекты, определенная цена, которую тебе самой придётся за это заплатить. Иначе, думаешь, я бы сверкал тут своими седыми висками? Чай не дурак – каждый день сам омолаживался бы. А не омолаживаюсь, потому что…

– Всё! Я услышала самое главное, и больше ничего слышать не хочу! Я готова на всё, что угодно, лишь бы снова обрести свою былую красоту!

– Но я должен предупредить тебя: природа магии заимствования такова, что тебе придется ежедневно…

– Замолчи! Ла-ла-ла! Ла-ла-ла. Не слушаю. Когда меня выведут на казнь, – заговорила Борис драматическим шёпотом, – хочу, чтобы все увидели, как они ошибались… Хочу, чтобы Он увидел…

– Это ты о Принце? О, Боже, – нарочито сокрушился Колдунец, – прям бабуля-детский сад. Уж кому меньше всего нужно твоё обратное превращение в красавицу, так это Его Высочеству. Насколько я понимаю, он сам тут привык выступать в роли принцессы, и вряд ли уступит это место тебе.  Так что скорее всего тебя просто грохнут. Как вариант – наденут перед казнью мешок на голову, вот и вся недолга. Эй, только не ной! С казнью ещё не всё так однозначно. Я тут припас для такого случая пару фокусов…

– Но что же мне делать потом? Куда мне пойти, даже если я каким-то чудом спасусь? Королевства моего нет, дом разрушен драконами, – она вздохнула совсем безнадёжно, и её губы снова задрожали, словно разминаясь перед очередными рыданиями.

– Ну, есть у меня одно вакантное местечко, – сказал Вацлав, словно что-то прикидывая в уме, – поездишь пока со мной. Какое-то время…

– В путешествия?! – воскликнула Борис с каким-то неожиданным ребячьим задором. Всё же она со своим оптимизмом и доверчивостью явно не дотягивала до образа той пятидесятилетней дамы, в которую она превратилась.

– Да, но больше это будет всё же что-то навроде деловых поездок, – важно уточнил Вацлав.

– Уррра! Я согласна! Люблю путешествовать по делам! Только… как мы отсюда выберемся? Нас же хотят убить… – она беспомощно попыталась высвободить связанные руки, и брови поднялись домиком, а рот снова выгнулся старческой дугой бессилия и грусти.

Вацлав посмотрел в единственное маленькое оконце, что располагалось под самым потолком. На улице стремительно темнело. Пора было и правда заканчивать с лирическими вступлениям и выбираться отсюда.  

– В подъезд я спущусь не лифтом

В интернет зайду не через гугл хром, – медленно понеслось заклинание по тюремной камере.

– Залогинюсь там с капсом нажатым

Поеду задним ходом с ручником поднятым…

К тому моменту, как он дочитал заклинание до конца, два малиновых файрбола уже висели перед ним, подёргиваясь от нетерпения, словно игривые шаровые молнии, собравшиеся от души пошалить. Ещё пара секунд, и запахло жжёной верёвкой. Вацлав решительно встал на ноги, растирая затёкшие руки. Тем же самым занялась и принцесса Борис. Внезапно, оглядевшись вокруг себя, она обнаружила, что окружена интенсивным голубым сиянием: Вацлав стоял напротив неё, совершая энергичные пассы руками и бормоча одно за другим заклинания.

Трансформация в девушку произошла в один момент: сияние с хлопком разлетелось во все стороны, словно лопнувший шарик, оставив посередине худенькую и стройненькую белокурую красавицу нежнейшего возраста. Она посмотрела на свои руки, которые вновь стали тоненькими и гладкими, и всё поняла – раздался визг радости, и принцесса бросилась Вацлаву на шею:

– Ты! Ты мой благородный спаситель! Не знаю. Не знаю, как тебя и благодарить за всё, что ты делаешь для меня! – горячо шептала она.

– Не время сейчас, – маг скромно ухмыльнулся, – попозже. Я буду готов принять все твои благодарности попозже.

Тем временем огненные шары принялись энергично летать по полукруглому контуру, выпиливая в тюремной стене изрядного диаметра арку, достаточно большую, чтобы Вацлав мог пройти через неё не сгибаясь. Да, Колдунец любил себя порадовать время от времени маленькими комфортными сюрпризами. Как только шарики завершили свою работу, целая груда стенных камней под ударом Вацлавова сапога вылетела из стены и раскатилась по дороге, что проходила сразу за зданием тюрьмы. Пахнуло приятной свежестью. Сквозь дыру в стене был виден умиротворённый розовый закат, спокойный и довольно безлюдный городской пейзаж.

***

Как они вышли из тюрьмы, как они прошли по городу и покинули его – не видел никто. Зато крестьяне из придорожной деревни, что стоит у самого Першинского брода, рассказывали потом, что как только село солнце, деревенские заметили весьма необычных путников. На изящном породистом белом коне скакали по направлению от города двое: широкоплечий мужчина в плаще (в котором некоторые узнали того самого Колдунца, что принцессу расколдовывать приезжал), и девушка, с волосами чёрными как вороново крыло, что сидела сзади, обхватив руками его мощный стан. И когда подбежал тот конь диковинный к броду, то замешкался, остановился, испугавшись: резвая слишком вода в том месте на перекатах. А всадник пришпорил его хорошенько так, под брюхо, и прикрикнул: «Но, Борька! Но, окаянный!» – тут только их и видели.

***

Ещё? Ну что я ещё вам расскажу? В этом месте история подходит, как говорится, к своему логическому финалу… Ах да! Разве что про принца и шайку его содомитскую: так их перебили всех. На следующий же день, когда охранные полки город покинули. Буквально по камням их дворец королевский граждане раскатали на сувениры. А всё почему? – потому что принц Клэр отнял у народа его мечту, порушил идею, всех объединяющую. Так бы, может быть, его со всеми этими выходками и организационными огрехами ещё сто лет люди терпели бы – за любовь великую! Да хоть бы и за неумело изображаемый образ любви этой. А как не стало этого символа, страну скрепляющего, так послушный некогда люд вмиг обратился в неуправляемое сборище разрушителей и мародёров, и славной королевской династии пришёл конец. Вот так-то, малята!

Я уже в деревню тогда возвращался. А как прознал, что в столице делается – метнулся обратно, да где мне успеть с моей табуреткой на спине! К шапошному разбору лишь и поспел. Ничего, ровным счётом, от дворца со всеми его богатствами к тому времени уже не осталось. Попинал я пыль ботинком, камушки мелкие по земле покатал, плюнул, да и обратно пошёл, в деревню.     

Похожие статьи:

Рассказы → Вальпургиева ночь

Рассказы → Чумной Приют

Рассказы → Глава дома

Рассказы → Вальпургиева ночь (часть вторая)

Рассказы → Палач. Часть I. Груша