При ровном свете пламени свечи женщина задремала. Она боялась сна, боялась застыть как её маленькая дочурка. Да только усталость брала своё, и измученная мать сомкнула веки. Внезапно ребёнок зашевелился, закряхтел. Распахнув глаза, выхватил взглядом мерцающий огонек, потом метнул взор в поисках материнского лица, но не успел. Тело изогнула жестокая судорога, оно выгнулось дугой, упало, и девочка закричала.
Женщина мгновенно пробудилась. Кинувшись, было, к дочери, она вновь обнаружила её крепко спящей. Тронула маленький кулачок в надежде, что ребёнок ответит - ничего. Девочка снова застыла.
Сердце сжалось от тоски такой, что руки смяли на груди рубашку, будто бы желая вырвать душу и бросить её на съедение той силе, что отнимала у неё ребёнка. Но погоди ж ты! Она знает силу сильнее!
Крепко прижав к себе дочь, женщина выбежала из дома.
Чаща встретила их мраком и тишиной. Под ногами вилась знакомая тропинка к священной поляне, но мать, не колеблясь, сошла с неё в колючие заросли. Ей не нужно было ни зрение, ни слух. Её вёло чувство мощнее всех других - материнский инстинкт.
Вскоре, коснувшись ладонью дерева, она поняла, что достигла цели. Перед ней стояла Бузина. Аккуратно уложив у основания ствола дитя, женщина прихватила три длинные тонкие ветви и прикопала их свободным концом к земле так, чтобы получилась арка. Потом подняла на руки ребёнка, нежно пригладила светлые пушистые волосы и легонько коснулась губами лба. Трижды пронеся малышку под аркой, она взмолилась:
Слушай, сумерек царица!
Сила Яви! Бузина!
Всполох пламени на лицах!
Чаша темного вина!
Гнева жар! Безумье страсти!
И... Забвения глоток...
В час, когда свеча погаснет,
Нить Времен свернув в клубок,
Проведи по тайным тропам,
Ruis! И позволь прозреть,
В тишине услышав шепот:
В Смерти – Жизнь, и в Жизни – Смерть...[1]
Утром, с первыми лучами солнца девочка проснулась. Розовощекая, улыбчивая и…тёмноволосая. Посмотрев на мать, она прощебетала:
- Чтобы начался новый рост, необходимо освободить для него место.
Мать остолбенела. Неужели за жизнь дочери придётся отдать чью-то другую? Её? Но потом взяла себя в руки и улыбнулась в ответ:
- Я готова.
Припрятав в доме три срезанные ветви Бузины, через которые совершался обряд, она стала ждать. Но ни на следующий день, ни через месяц, ни через год расплаты никто не потребовал. Девочка росла и хорошела, удивляя жителей деревеньки необычным иссиня чёрным цветом волос. Откуда бы ему взяться? Испокон веков лесные люди, почитатели древесного мира, рождались белокурыми.
Но ещё сильней жителей удивляло отсутствие детей. Уж больше десяти лет в поселении не слышали детского смеха, ни одна из семей за это время не обзавелась ребёнком. Молодые пары совершали паломничества, жрецы делали жертвоприношения, взывая к силам деревьев, но слышали всегда одно: «Порядок нарушен».
- Значит, неверно мы вопрос задаём, - сетовал один из молодых мужей в разговоре со старейшиной. - Кто-то ведь этот порядок нарушил? Что произошло?
- И то верно, - согласился старик. - Ты к Вереску ступай. Он в таких делах помощник. Напиток-то вересковый медовый отведывали уже? Для зачатия он первое средство.
Молодой человек смущённо кивнул. Он не стал откладывать поход на вересковую пустошь и через несколько дней вернулся к старцу с ответом.
У умирающих белые волосы.
На небесах разноцветные полосы.
А у идущих пыльные ноги.
Три цвета у бесконечной дороги.
Холод на город - солнце вернется.
Колесо Года - вновь обернется.[2]
- Знать, до весны выясним, что за хворь на нас сошла. Как солнце после зимы вернётся, так и ответ найдём, - пояснил старик, раздумывая над посланием. Речи деревьев путаны, никогда не угадаешь, что из них наперёд случится, а что после.
Так минула осень, прошла зима. Сошли с земли последние снега, обнажив свежую древесную поросль. Да не простую. Плотным кольцом окружила деревню молодая Бузина. И было на ней три цвета: зелёные ветви, тонкая деревянистая оболочка и белая сердцевина.
- Сама беда нам путь указывает, - успокаивал волнения старейшина.
И лишь в одном доме от этих слов замирало сердце. Женщина с тревогой глядела, как растение мало-помалу берёт их в тиски.
- Что с тобой? - обняла стройная красавица пожилую мать за плечи. - Что тебя тревожит? - проследила она за её взглядом. К крыльцу тянулась бузинная живая изгородь. – О ней не надо. Она хорошая.
- Я знаю, - тихо согласилась женщина, а потом ещё тише шепнула: - Чтобы начался новый рост, нужно освободить для него место. - Теперь она понимала, что это не требование платы, это предупреждение о естественном порядке вещей, который она нарушила. И вскоре это поймут другие, все те, кого она обрекла на бездетность.
Тем же вечером, не в силах избавиться от гнетущего чувства беспокойства, мать решила перепрятать обрядовые бузинные сучки. Достав из подпола три тонкие палочки, она развязала почти истлевшую нить, что их связывала. Но сами ветви остались свежими, будто только что сломленные с дерева. В них жила жизнь её дочери.
Внезапно руки осветил яркий свет. Женщина выглянула в окно. Там, за плотными кустами Бузины как за оградой собрались селяне. Молодые, злобные, точно стая волков.
- Черноволосая! Выходи!
- Открывай, ведьма!
У матери подкосились ноги.
- Мама?! - вывела её из оцепенения напуганная девушка. - Мама?! Что происходит?! Чего они хотят?!
- Не бойся, - взяла она лицо дочери в ладони. - Всё хорошо. Ступай в комнату. Я разберусь.
В сенях громко колотили в дверь.
- Открывай! А то хуже будет!
- Чего вы хотите? - впустила она беснующуюся ораву.
- Девку твою чернявую подавай! Судить её будем! - выступила вперёд высокая блондинка. Рядом размахивал факелом её муж. Тот самый, что ходил к Вереску.
- За что же это?
- За страданья наши по детям нерождённым. За судьбу без счастья материнского.
- Как же она в том виновата? Мужей что ли отваживала?
- Ты нам, старуха, зубы не заговаривай! Где девка?
Женщина преградила им путь:
- Уходите пока лихом дело не кончилось.
- Пусти, - зашипела белокурая. - Пусти или пожалеешь?
- Нет!
- Да вон она, - закричали из толпы на мелькнувшую в окне фигуру. - Вон она, злыдня, притаилась!
Ринулась масса людская в комнату, где едва живая от страха девушка сидела. Сжалась в комок на лавке, только длинные густые волосы, будто броня её прикрывают и на свету поблёскивают.
- Я не делала, я ничего не делала…
- Не троньте её! - кинулась на защиту мать. - Она не виновата. Это я! Я заняла для неё жизнь! Я не хотела зла. Я хотела, чтобы дочь выздоровела. Мне Бузина помогла.
- Бузина? - гневно сверкнула глазами «волчиха». - Значит Бузина! - вдруг наткнулась она на оставленные случайно обрядовые веточки и мгновенно всё поняла. - Чтобы жили другие, девчонка должна вернуть жизнь обратно.
- Нет!!! - рванулась к ней женщина, но поздно. Раздался глухой щелчок, хруст и её дочь обмякла. - Что же вы сделали?! Что сделали!!! - завыла над телом мать, прижимая белокурую, как и прежде, голову к груди. Ровная бесстрастная свеча освещала любимые черты на спокойном лице. Её ребёнок застыл.
Женщина встала. Обезображенное горем лицо страшно улыбнулось:
- Вы ничего не знаете о материнской любви. И никогда не узнаете! - Выхватив огонь из рук мужчины, она бросила его на пол. Вспыхнули щепки трёх ветвей, закоптились едким пламенем.
Точно мать, потерявшая дитя, почернела от горя и Бузина. Потянулись её прутья к дому и оплели так крепко, что не выбраться. Тщетно стучали люди по ставням, да по дверям. Наказала их сила древесная за злодеяние.
А Бузину чёрную с тех пор молва не жалует, всякий человек стороной обходит. Говорят, если люльку для ребёнка из неё сделать, то и вовсе зачахнет он. Застынет.
[1]«Песни деревьям леса», Алексей (Друид) Галкин
[2] Цикл стихов «Огам», Aillin
Похожие статьи:
Рассказы → Чудеса обетованные
Рассказы → Сказка, рассказанная на ночь
Рассказы → Сказка про мужика, трёх мудрецов, бога и поиск истины
Рассказы → Звезды для тролля
Рассказы → Гном по имени Гром
