Выпуск от 22 ноября 2018, четверг

Как часто мы оглядываемся назад, качая головой и считая, что сделанного не воротишь, в одну реку не войдешь, а прошлое останется навсегда в прошлом?
Одни спешат навстречу светлому завтра.
Другие - остаются в прекрасном далеко прошлого.
Третьи - живут в страшной реальности настоящего.
Что у нас, всех, общего?
Может быть - даты рождения?

Рожденным в 1974 - 1979 года, посвящается.
С искренней любовью, за нас!

Было жарко. В носу свербело от запахов. Запахи были разные. И было их как-то уж очень много. Андрей чихнул и открыл глаза.

                – Хозяин! Ура! Хозяин очухался! – прозвучало у него в голове, а потом радостный Арнольд прыгнул на него и лизнул в нос. – Хозяин! Хозяин!

                – Фу… – по привычке начал Андрей, но осекся, вытаращил на Арнольда глаза: – Я тебя понимаю?

Меня окружают цифры, холодные, как осеннее солнце.

Для того, чтобы они перестали меня окружать, мне всего лишь нужно, чтобы ты, жирная тупая курица, два раза щёлкнула мышкой по гамбургеру.

Гамбургер – это я.

Синнитон был странным городком, но понял я это не сразу. Сейчас я думаю, что мог бы вообще ничего не понять, если бы не зима.

Обычно наш караван проходил через Синнитон четыре раза в год – дважды осенью и дважды весной, - да и проводили мы там от силы десять-двенадцать часов. Вечером останавливались в придорожном трактире, ужинали, ночевали, а ранним утром снова отправлялись в путь. Ни времени, ни желания изучать городок – один из многих на долгом пути, - не случалось.

Я отыскал  своё место в жизни. Поэтому полагаю, что свободен. Но чем же свобода отличается от необходимости? Я лежу в темноте, глядя на голубые обои и бесцветную люстру в обывательском мраке.

Дождь за окнами начался, разросся до ливня, затем резко прекратился. Молния, как помню, мелькнула собственными зигзагами три или четыре раза. 

По размытому тракту ехала повозка. Из-под лошадиных копыт брызгала ленивая грязь. 

Комета упала на свалку, и динозавры пробудились. У них плохо пахло из жестоких хищных ртов. Некоторые афиши синхронно разглагольствовали о правах и обязательствах рапторов. 

 Женщина, ma fili, сильна своей верой, потому и опасна. А еще она сильна своей божественной красотой, которую мы, софисты, так поднаторевшие в замене белого черным и наоборот, справедливо именуем дьявольской. В этой красоте – ее власть, ma fili, и власть не меньшая, чем наша собственная, ибо это власть над столпом Церкви – над мужчиной. Подумай сам, разве можем мы это терпеть? 

           Я стою в тоннеле. Он темный и неосязаемый. Где-то там, далеко-далеко видно светлое пятно выхода. Свет в конце тоннеля. Смешно. Или грустно?