Елки-палки

«                               Елки-палки

— Да пошли отсюда, боюсь я их.

— Ты это только директору не ляпни, что боишься, а то он тебе потом так побоится, что с работы вылетишь.

— Да ну что ты…

— Да я что… я серьезно, не любит он этого…

— Ну ладно, пошли отсюда… Страшные они, — человек еще раз посмотрел на меня.  Этот человек был незнакомый, от него шли какие-то флюиды, зловещие, недобрые, чужие.

— А что их бояться-то, Слав? Чай не укусят…

— Да что не укусят… Жуть какая-то. вырастают за одну ночь, шевелятся… Вот мы вошли, а эти твари все к нам тянутся, только что не говорят с нами…

— Да… Вот что, Славка… Шеф вообще поговаривает, что они… Думают.

— Не, Юр, это он палку перегнул. Все про свои творения-открытия так говорят… Ладно, правда пошли отсюда, не нравятся они мне…

Два человека вышли. Мы смотрели, как они уходят, как быстро двигаются их ноги, шаг-два, шаг-два… Мы так не умеем. Хотя, мне кажется, можно научиться, как говорит вон тот второй, худенький, Юр, что один человек смог, другой тоже сможет…

Кто знает…

В оранжерее холодно, люди топят только там, где они сам сидят, а где мы живем, там не топят. Это называется экономия.

— Холодно здесь, — сказал я.

— Да что холодно, в лесу холоднее будет, — сказал мой сосед справа, у него не было имени.

— В лесу… Это где?

— Это куда нас повезут… потом. Юр говорил.

— А что это?

— Не знаю. Юр не говорил. Лес, лес, а что за лес, черт его знает… вроде там таких, как мы, много будет…

— Да нет, там другие какие-то, — вставил сосед слева, — теперь нас к ним подселить хотят… 

— Зачем?

— Не знаю… Юр что-то про акклиматизацию говорил…

— Слушайте, мы сегодня спать будем или нет? Ночь уже…

— Да все, все, спим…

Мы притихли, я все думал про этот лес, что это за лес такой, и где он этот лес, и что там, за воротами оранжереи, какой-то мир, большой, незнакомый. Хотелось туда пойти – хоть ненадолго, выглянуть, одним глазком, может, там лучше, чем в оранжерее нашей…

Мечты, мечты…

Мечтать не вредно…

Хотя Юр говорил, что сейчас время какое-то волшебное, когда все, что захочешь, все сбудется. Странный Юр, — как будто одно время может отличаться от другого…

Я их еще не видел – просто почувствовал, что они есть. Их было бвое, тольтко это не Юр и Слав, это другие какие-то… Но тоже люди, идут, шварк-шварк, шаг, два, три…

— Слышишь? – шепнул я соседу справа, у которого не было имени.

— Ну люди идут, ну что… Мало ли кто тут из обслуги ходит…

— Да то не из обслуги, тут другое что-то… флюиды от них какие-то… незнакомые…

— Ну и что теперь? Мало ли кого на работу здесь берут… спи давай…

— Да нет… на работников не похожи…

Два человека вошли в оранжерею, и странно, что не зажгли свет, ходят с фонариками. Ходят, смотрят на нас, как будто боятся.

— Эти что ли, Вась?

— Ну видишь же. Самый цвет, все при всем.

— Берем?

— Конечно. Давай тихонечко, вытаскивай их…

— Да что вытаскивать, рубить надо.

— Тихо ты со своим рубить, на стук топора тут весь город сбежится… Тяни их… тихонечко…

— Легкие совсем… я бы три штуки унес.

— Ну давай по три в машину складывать…

Дальше было странное. Люди хватали нас и несли на улицу, в холод, в снег, на улице стоял крытый фургон, и Вась со своим приятелем бросал нас в фургон – по три, по три…

— Здорово, — шепнул я соседу справа.

— Что здорово-то, откуда ты знаешь, куда они нас потащат… может, сожгут…

— Да чего ради сожгут… Люди добрые…

— Юр говорил, что люди всякие бывают…

Я не знал, что будут делать с нами – я пробовал поговорить с людьми, они меня как будто не слышали – странно даже, Юр всегда отвечал, когда я спрашивал его….

Потом машина тронулась, покатилась по снегу, куда-то в темноту, все набирая скорость – мы тряслись в кузове, там было темно, холодно, мы все спрашивали друг у друга, что будет – и никто не знал.

Потом машина остановилась, кто-то откинул полог фургона, я увидел, что проклюнулся рассвет, и Вась вошел в фургон, и смотрел на нас.

— Что ему надо?

— Не знаю… не говорит ничего…

— Ты попробуй поговорить с ним, — потребовал мой сосед слева.

— Да я пытаюсь…  Он мне не отвечает…

Я окликнул человека – попробовал узнать, что он хочет. Человек не отвечал мне, как будто не слышал. Вернее, даже не так – он слышал, но делал вид, что не слышит.

— Что ты от нас хочешь? – повторил я.

Он снова не ответил мне.

— Что ты хочешь? – спросил я.

Он повернулся к выходу. Я вытянул ветви, преградил ему путь. Вась закричал, ударил меня наотмашь – кто его знает, зачем. Я сжал его крепче, придавил к стене.

— Ну что ты… пусти, — прошептал человек, видно, что ему было страшно. Я снова повторил свой вопрос – постучался в его подсознание. Нет, не может быть, чтобы ты меня не слышал… Ты слышишь меня, просто боишься себе в этом признаться…

— Что… что значит, зачем я тебя взял?

— Ага, догадался. Зачем – повторил я.

— Вот что… Ты праздники любишь?

Я вспомнил день рождения одного из людей – его справляли в оранжерее – и сказал:

— Люблю.

— Вот и славно. Вот ты сейчас на праздник пойдешь. Ты хочешь быть красивым?

— Да. Хочу.

— Вот и славненько. Нарядят тебя красиво-красиво, залюбуешься… весь будешь в огоньках,  в лампочках, в бусах… и люди будут тебе поклоняться, понимаешь? Праздник… для тебя одного. Хочешь?

И я сказал:

— Хочу.

— Вот и славненько. Давай, другим тоже объясни, что с ними будет… а то что-то вы все всполошились сильно… А теперь пусти, что вы меня в плену держите?

Я выпустил его – выпустил нехотя, разжал ветви, человек не ушел – убежал от меня, как говорят, только пятки сверкали, хотя ничего у него не сверкало. А вот мне пообещал, что я буду сверкать…

— Ну что… что там будет-то?

— Да что будет… Обещал нарядить нас в звезды и бусы, и все люди нам поклоняться будут.

— Бред, — мой сосед фыркнул, — вот это бред. Здорово он тебе наврал, а ты и поверил…

— Да что бред… я вот верю, — я снова посмотрел на человека, — все возможно… Я вот тоже не думал, что убежим из оранжереи, а вот как все получилось…

— Ну, мечтай, мечтай… — сосед снова усмехнулся, — мечтать не вредно.

Я не ответил. Я уже и сам знал, что мечтать не вредно.

— Не проходим мимо, носочки, варежки покупаем!

— Беляшики, горячие беляшики, берем!

— Чай, кофе!

Здесь были люди, много людей, я раньше не думал, что их бывает так много. Наших тоже было много, мне не нравилось, что мы стояли в ряд, как наказанные,  на широкой площади, и Вась ходил вокруг нас, и рассказывал всем, какие мы хорошие. Я все ждал, когда нас будут украшать звездами и молиться на нас – но люди проходили мимо. Два раза я пытался заговорить с Васем – он делал вид, что меня не слышал.

— Да оставь ты его, люди вообще с нами не разговаривают, — одернул меня сосед справа, у которого не было имени.

Потом был человек. Остановился и смотрел на нас, как смотрели многие и многие, я даже внимания на него не обратил – постоит и уйдет, мало ли. Нет, он не уходил, стоял и слушал, как Вась расхваливает нас, какие мы хорошие. А потом человек ткнул пальцем в моего соседа, спросил:

— Сколько?

— Да сотня… За девяносто отдам… Хорошие елочки, стоят долго…

— Эти какие-то странные… Как будто и не елки вовсе.

— Сибирские.

— Ой, да не врите, я в Сибири был, отродясь там такого не было.

— Ну, Сибирь-то большая… Елка как елка, красивая…

— Ну да, я разве что говорю… Беру, беру, раз красивая…

— Ага, с наступающим вас…

Я видел, как человек взял моего соседа слева, бережно, как будто какое-то сокровище, понес куда-то через толпу. Я все ждал, когда они вернутся, спросить у соседа – что там было, что с ним делал человек. Прошло пять минут, десять, четверть часа – человек не появлялся.

— А куда он его унес?

— Как куда? – сосед справа хохотнул, — на праздничек.

— Наряжать будут?

— Будут… боже сохрани меня от таких наряжаний…

— Да ты что? – мне показалось, он бредит.

— Да я что… это же последний праздник будет… в жизни…

— Ну… все равно приятно будет потом вспоминать…

— Да ничего ты потом вспоминать не будешь… Ты что, еще не понял? – правый посмотрел на меня, как на психа, — елки-то на празднике постоят… и гибнут.

— Как гибнут?

— Так гибнут. Без воды, без земли… Здесь-то нас хоть хозяин подкармливает, а там у людей все, кранты…

— Так это же… — я вспомнил какие-то истории про богов, — нас в жертву приносят, получается…

— Ну, а ты как думал? Люди, знаешь, бескорыстно ничего не делают… Просто так… Не дождешься от них.

Потом была ночь.

Глубокая, торжественная, и в дыру в фургоне было видно звездное небо.

Теперь я знал, что умру – но почему-то не боялся смерти. Вспомнил какие-то рассказы про людей, которые совершали что-то крсивое, важное – и умирали. Таких людей называли героями.

Наверное, я тоже стану героем.

Или еще есть история… про птицу феникс… который сгорает. Это, наверное, тоже красиво…

Мои братья спали, я смотрел в далекое небо – ждал своего праздника.

— Просыпайся.

— Что такое?

— Да просыпайся же!

Я огляделся, ища, кто меня окликнул. Нас осталось штук семь, всех разобрали за эти дни – люди приходили, говорили, что первый раз такие елки видят, ругались, качали головами, и… забирали нас.

— Проснись!

— Да что такое? – я посмотрел на тонкое дерево передо мной. Ах да…. Я с ним неделю назад говорил, он мне глаза на мир открыл… Что нас в жертву принесут…

— Чего такое?

— Да как чего? Жить хочешь?

— Да что такое-то?

— Да что… пока нас этот Вась оставил… побежали отсюда. Давай, давай, нечего себя в жертву людям приносить, не стоит они того… Поклоняться они тебе будут, видите ли… Думаешь, они тебе поклоняются, а они тебя нарядили и в жертву отдают… каким-то своим богам… Так что бежим.

— Как бежим? Ты что, уже ноги себе отрастил бегать? – спросил я.

— Ну… ноги не ноги, а на корнях отсюда драпануть можно.

Он неуклюже поднялся на толстые длинные корни, заковылял по снегу. Здорово у него получается… черт… Он шел и шел, я все ждал, когда он упадет, он не падал, добрался до угла, пошел по улице. Тут же послышался визг, резкий, надрывный, кажется, с человеком столкнулся…

— Ну что ты? Идешь? – он обернулся, посмотрел на меня.

— Да нет… Ты иди, иди давай, я остаюсь.

— Чего ради?

— Да того ради… — у меня похолодели ветви, стало страшно, — я хочу… в жертву.

— Да что вы все как сговорились? Тоже мне… ну дело-то ваше, вам умирать… не мне.

Он ушел, мы остались – я попытался поговорить с остальными, они меня как будто не слышали. Может, и правда не слышали, может, уже считали себя мертвыми.

Я тоже считал себя мертвым.

Почти.

Но прежде чем умереть, я должен был стать богом на празднике.

И меня украсят звездами.

Следующей ночью двое наших хотели бежать, не вышло – следующая ночь была неспокойная, прямо бурная ночь какая-то. Все гремело и грохотало, небо вспыхивало разноцветными огнями, мне казалось, что люди не спят – ни один. Все по улицам ходили, жгли огни, много огней, как будто хотели разогнать ночь. Устали, бедолаги, что темно зимой… Я тоже от этой темноты устал… без солнца.

Спать не дали, гады…

И сами не спят, я первый раз видел, чтобы люди не спали. Кажется, и правда намечалось что-то грандиозное, какое-то великое празднество. Я все смотрел на своего собрата на площади – он и правда был в почете, в большом почете, люди ходили вокруг него, и зажигали вокруг него огни, и пили вино, много вина, потом парень пришел, долго стоял возле моего собрата, который стал разукрашенным божеством – ждал чего-то. Потом пришла девушка, они ласкались губами, я глазам своим не поверил, люди где попало губами не ласкаются, значит, и правда важное что-то сделали из моего собрата…

Люди не унимались всю ночь, я уж думал они не успокоятся никогда – нет, ближе к рассвету как-то все разбрелись по своим норам, один человек остался лежать на земле, потом приехала машина и увезла его куда-то. потом был рассвет, и встало солнце, и осветило снег, усыпанный фантиками, обрывками, обертками, кусочками, обломками старого года, и я все ждал, когда придет Вась и его друзья, и раздадут нас, семерых, людям, и люди сделают из нас богов.

Вась долго не приходил, появился, когда солнце уже поползло к закату – щеки у него были красные, глаза слезились, похоже, заболел, люди часто болеют. Посмотрел на нас, будто видел нас впервые, потом кивнул своему напарнику:

— Ну что… сваливай их отсюда.

— Чего?

— Сваливай, говорю, эти штуки из кузова.

— Куда, прямо в снег?

— А то куда же? Все, кончен бал, что продали, то продали…

А потом нас побросали в снег – всех, всех, и люди сели в машину, и машина уехала, и я так растерялся, что даже не успел спросить, что случилось.

— Куда это они? – спросил мой сосед слева.

— Да кто их знает… у людей дела свои.

— Может, они за людьми поехали, сейчас покупателей нам привезут…

— Ну да, прямо… Где ты видел, чтобы людей в кузове возили?

— Ну… не все же нам в кузове ездить…

Мы лежали в снегу и ждали чего-то. Время шло, пришла ночь, потом еще один день, а за нами так никто и не пришел. Мы смотрели на людей, спешащих мимо, люди как будто не видели нас. Говорили о чем-то своем, что вот, ремонт этот все деньги сожрал, а Маринка-то в Испанию уехала, а что тебе Испания, я бы десять дней дома отсиделся лучше… Наконец, кто-то остановился перед нами, посмотрел – мне показалось, он нам сочувствует.

— Ты смотри, Ирка, что делают, гады…

Меня покоробило: кто их знает, какие у людей порядки, что мы такого наделали…

— Елки выбросили… ну правильно, праздник кончился, больше не нужны стали…

— Да они уже пожухли все… Жалко так, если б не пожухли, я бы взяла…

— Ну ладно, пошли, сеанс через десять минут…

— Ты слышал? – спросил сосед слева.

— Это… это они о чем вообще?

— Он сказал… что мы не нужны.

— Что праздник кончился.

— Парни, это же и было ночью… тот самый праздник, который нам обещали…

— А мы что же?

— А мы не у дел остались. Нас никто не взял.

— И что теперь будет? – зачем-то спросил я.

— Да что теперь… То и будет, про что нам этот говорил, который сбежал… Что дальше, за праздником будет только смерть.

— А самого праздника… не будет, получается.

— Ну… выходит, что так.

Все перевернулось внутри. Я уже чувствовал, что от людей ничего хорошего ждать не приходится, но что они нас так обманут… Я такого не ждал.

— Парни… вот что, парни, надо найти этого Вася… -  сказал я.

— Чего ради?

— Того ради… Что обещания свои выполнять надо, вот что… Уж если обещал нам праздник, изволь сделать…

— И как ты его найдешь? – усмехнулся кто-то, — на шоссе голосовать пойдешь? Подвезите, люди добрые?

— Да нет… Делал же это как-то тот… который сбежал…

Я попробовал встать, ничего не получилось. Снова попытался подняться, бухнулся в снег. Елки засмеялись, я вообще первый раз слышал, что они смеяться умеют. Наконец, я закачался в снегу, пополз на дорогу, перебирая корнями, шаг-два, шаг-два, как это люди делают, еще чуть-чуть покачиваются при ходьбе… 

— Здорово, — ахнул кто-то из наших.

— Еще бы не здорово… Ну а вы-то что валяетесь, давайте, корнями, корнями!

— Да где нам до тебя… – заворчали елки, но начали потихоньку подниматься.

— Имена надо бы придумать.

— Какие еще имена? – не понял я.

— Как какие? Обыкновенные. Так и будем друг друга звать, сосед справа, сосед слева, сосед сбоку? Люди друг друга по именам различают…

— У них вообще система сложная, имя, и еще какие-то…

— Да нам хоть бы имена… Я буду Игл.

— Почему?

— Не знаю. Мне нравится.

— А я буду Питер Пен.

— Это что?

— Не знаю. Услышал где-то.

— А я буду Тополь.

Елки снова засмеялись.

— Ты что, Тополь, это же дерево такое, это же не елка… А ты-то кем будешь? – толкнули меня.

— Да не знаю я… сейчас, главное, Вася этого найти…

— Да найдем мы твоего Вася, вон, к подъезду с дружками идет…

Вась действительно шел к подъезду, с ним были еще трое, несли сумки, и носы у них были красные, они смеялись чему-то. Похоже, праздник продолжался…

— А нам двух литров-то хватит? – спросил человек, которого я не знал.

— Тебе и сто грамм, Андрюш, хватит, сразу с копыт свалишься…

— Спорим, не свалюсь?

— А что… на пятьсот рублей поспорим…

— Мужики, вы рыбку-то взяли?

— Да взяли, не парься… Это разве рыбка… Моя рыбку приготовила, вот это круто было… Да схарчили уже…

А потом они увидели нас – заметили, когда мы уже обступили их со всех сторон. Я первый раз видел, чтобы люди так быстро меняли окраску – только что красные были, и уже белые.

— Это что за…

— Ч-черт…

— Ты обещал нам праздник, — сказал я.

— Парни, у кого-нибудь ножичек есть?

— Да тут топорик лучше…

— Где ты топорик возьмешь? Ты что, за пазухой топор носишь?

— Ты обещал нам праздник, — повторил я, — дай нам праздник…

— Пшли… пшли отсюда! Пшли!

— Дай нам праздник. Ты обещал нас украсить… Звездами и лентами… как там… на площади…

— Пшла вон! Пшла!

Он отбивался, я не отпускал его. Вась вытащил лезвие, которым рубил нам ветки, он размахивал лезвием совсем рядом со мной, это было страшно. Но я не отпускал его, ведь он обещал праздник…

— Ну что, ты идешь?

Юрка обреченно посмотрел на Славика, поплелся за ним.

— Да что с тобой…

— Да что… у меня в желудке как будто центрифугу включили…

— Так пить надо меньше.

— Да я и не пил почти, так, по мелочам…

— Ага, по мелочам, а теперь зеленый весь…

— Да это я осьминога этого купил проклятого…

— Живого?

— Какого живого, жареного, или что с ним там в ресторане сделали… этот осьминожище мне все кишки вывернул… Правильно говорят, не берите в ресторанах что ни попадя…

— Может, за тебя завтра в оранжерее отдежурить?

— Ну смотри… Если до завтра не оклемаюсь… это еще что?

Юрке показалось, что он бредит: нет, похоже на правду, вот они лежат, три мужичка, средних лет, лица красные, рядом сумки какие-то, из одной течет что-то, кажется, бутылку грохнули…

— Да пошли, Юр, пьяные…

— Да что пьяные, это знаешь, что…

Юрка наклонился над людьми. Что-то не нравилось ему, что-то… перекошенные лица, стеклянные глаза… Пригляделся – и закричал, когда увидел, что снежинки падают на лицо щуплого мужичка и не тают.

— Это… на сердечный приступ похоже.

— У всех троих? – не понял Славик.

— Ну… Что-то они увидели такое… Страшное что-то.

— Ну, в белой горячке еще не то… А это что такое?

Юрка повернулся, чуть не закричал, когда увидел обломки елки, да не какой-нибудь – серебристой ели, единичные экземпляры которой были выведены в оранжерее.

— Черт… А вот и елочки наши, которые двадцать четвертого сперли…

— Ага… изрубили, бедную, на куски…

— Что тут было-то?

Юрка не успел ничего сказать: мохнатые деревья обступили со всех сторон, махали ветвями, шипели, шуршали что-то.  казалось, их были сотни, юрка даже не сразу понял, что видит всего шесть елок.

— Это… это что?

— Елочки наши. Говорил я тебе, что они чувствуют и думают… Вот на тебе…

— Они еще и ходят…

— Научились… За нами посмотрели, и научились… Они вообще скоро из автоматов стрелять научатся…

— Как их разогнать-то?

— Да никак, черта с два они уйдут… — Юрка посмотрел на частокол деревьев, — они этих прикончили… и нас, похоже, собираются…

— Да что им надо-то, господи?

— Сейчас… узнаю… — Юрка вытянул руки, как будто ощупывал что-то в воздухе, — да уйди не мешай, мне на волну ихнюю настроиться надо…

— Какую волну?

— Я их чувствую… кто тут давно работает, тот растения слышать начинает… этот главный наш вообще с ними разговаривает… А? а что обещал? Слушайте, я не знаю, что он там вам обещал… Да не знаю я, не разговаривал я с этим человеком… Мы мысли друг друга не читаем… Тихо, тихо… Да нет, нет у меня ножа…

Юрка слушал, какие-то флюиды, образы врывались в подсознание, голоса – чудные, непонятные, голоса деревьев. Осьминог снова перевернулся в желудке, черт, доконает меня осьминожище этот… И елки меня эти доконают, это как пить дать…

— Ага, понял… — Юрка отступил, тяжело дыша, — так… Слав, у нас оранжерея примерно сколько по площади? С хороший зал, да?

— Ну… 

— Так… звони всем нашим, сотрудниками всем, пусть собираются…

— А что такое?

— Праздновать будем… И это… игрушек елочных где-нибудь раздобудь, чем больше, тем лучше.

— Где я их тебе раздобуду второго, закрыто все на хрен…

— В Молнии, идиотище, там возле кассы есть… Вот, возьми две тыщи, на все купи.

— Ты что… из своих даешь?

— А что делать, это вопрос жизни и смерти… А я эту гвардию в оранжерею отведу, пока они нам тут полгорода не поубивали…

— А что такое?

— Да что… им этот дядька пообещал, что они на празднике будут… в бусах, в звездах, и все такое… Вот они теперь свое требуют… Новый год… Ох, черт… — Юрка схватился за голову, — иду, иду, будет вам праздник…

Они сделали нас богами.

Они украсили нас звездами и бусами, и обступили нас ритуальными плясками.

Они складывали к нашим ногам богатые дары.

— Да, Юрка, это же исторический момент… первый контакт с другой цивилизацией…. – говорил тот, кто был самый главный.

— Ну да, что есть, то есть… Что странно, мы их в космосе ищем, а они тут, на земле, в нашей оранжерее вывелись…

— Ну… тут Нобелевкой пахнет.

— Это точно… елки-то вечные… — сказал Юрка, — их из земли повыдергивали с корнями, сейчас снова в землю посадить, и снова расти будут…

— Да, а там наверху еще елки были, ты их нарядил?

— Да их-то что…

— Да что, марш наряжать! – всполошился главный, — еще не хватало, сейчас международный скандал будет с елками-то… Давай, игрушки там еще остались? Не остались, еще накупи… Давай, давай… У каждой елки должен быть праздник…

                                        2011 г.