Не забывай меня

                           Не забывай меня

Я познакомился с ней, когда мы падали с неба.

Падали высоко – от самых туч, земля внизу тогда казалась маленькой-маленькой, почему-то разбитой на неровные прямоугольники. Падали, кувыркаясь в пустоте, кто-то отчаянно вскрикивал. Поначалу, конечно, было боязно, все время ждали – вот-вот упадем, вот-вот упадем – потом попривыкли, земля казалась бесконечно далекой, не верилось, что когда-то разобьемся о землю.

Я познакомился с ней случайно. Я со всеми знакомился случайно – в стремительном полете, в головокружительном падении в никуда. Знакомился, перекидывался парой слов, тут же забывал – да и нечего мне их было запоминать, случайных, мимолетных, как я.

Я познакомился с ней, когда нас вместе подхватил ветер – подбросил снова чуть ли не к самым тучам. Помню, все восхищенно вздохнули, посмотрели на нас – с завистью, еще бы, для кого-то полет уже кончался, а мы снова вернулись к началу пути.

— Здорово, — выдохнула она, — вот всегда бы так… вверх – вниз, вверх – вниз…

— И никогда не падать, — подхватил я.

— Вот-вот, и я про то же… жить вечно.

— Тебя как зовут? – спросил я.

— А тебе зачем?

— Так…

Она не ответила, засмеялась. Тогда мы все умели смеяться – когда земля была еще далеко, и не верилось, что разобьемся.

Вот так я познакомился с ней – один из миллионов с одной из миллионов, летящих с небес на землю. В тот же миг, только-только встретившись, мы расстались с ней – нас разбросало ветром, разметало по жизни, такой зыбкой, такой непрочной…

Я пытался забыть ее — как забывал многих и многих, жизнь была слишком коротка, чтобы что-то удержать в памяти. Я тусовался с тусовщиками, которые кружили над землей хороводы, пели веселые песни, я виделся со странниками, которые уверяли, что были близко-близко от земли, я переглядывался с мимолетными красавицами – и тут же терял их в толпе, я философствовал с философами – которые думали и гадали, за какие грехи мы сброшены с небес на землю, и можно ли эти грехи искупить...

Много чего видел я – ничего не запомнил.

Жизнь слишком коротка, чтобы что-то запоминать.

Я увидел ее снова – мимолетно, в толпе, как видел всех, я окликнул ее – не по имени, я не знал ее имени. Почему-то мне казалось, что она не обернется, а если и обернется – не узнает меня, слишком уж легкой и ветреной она казалась.

Но она обернулась. И узнала.

— А, это ты… слушай, где-то я тебя видела… А, нас с тобой к самым тучам подбросило, помнишь?

— Конечно, помню. Тебя как зовут?

— А тебе зачем?

— Так…

Она снова засмеялась. Я предложил ей полетать – единственное, что мог предложить. Мы порхнули в небо, подхваченные ветром, потом нас закружил легкий вихрь, потом мне показалось, что нас подбросило к небу – только показалось, летать в небеса каждый раз – слишком большая роскошь.

Потом ветер начал разбрасывать нас в стороны, в стороны – по большой жизни, такой беспокойной и быстротечной.

— Встретимся завтра? – предложил я.

— Да что ты… До завтра мы друг друга забудем.

— Это как?

— Это так… — она снова засмеялась, легко, тонко, — ты многих помнишь? Помнишь, с кем виделся? Да не морщись, ты их и не запоминаешь… и меня забудешь, и я тебя забуду, так чего ради…

Не забуду… кто тебе сказал, что забуду? Вот не забыл же я тебя, вспомнил же… как мы летали… Нас как будто специально судьба свела так, чтобы мы не забыли… Слушай, где с тобой встретиться-то можно?

Она ничего не ответила, уже исчезла в хороводе миллионов и миллионов. Я искал ее, признаюсь честно – я ее искал, я не из таких, кто печально вздохнет и пойдет своей дорогой. Я спрашивал у тусовщиков – они мне предлагали ветреных красоток, светлых, как лебяжий пух, я спрашивал у странников – они звали меня с собой к далеким звездам, до которых никогда не долететь, я спрашивал философов – они говорили, что все тленно, жизнь мимолетна, и я забуду свою незнакомку.

Я увидел ее третий раз – как всегда случайно, меньше всего ожидал ее увидеть в компании хохочущих парней, на какой-то шумной вечеринке, куда меня случайно занесло ветром, а меня везде случайно заносило ветром, здесь вся жизнь была такая – ветер, несущий из ниоткуда в никуда.

— Привет, — окликнул я ее, легкую, воздушную, невесомую.

Она сделала мне какой-то знак рукой – я не понял.

— Привет, говорю, — повторил я, подлетая ближе.

Она снова сделала мне знак рукой – мол, отойди, оставь нас. Я не понимал – почему отойди, почему оставь, как будто мы не были друзьями…

— Ты что? – я подлетел к ней поближе, — друзей не узнаешь?

— Каких это друзей? – кто-то из парней, высокий, рослый, подошел поближе, — ты перепутал малость, это мы ее друзья, ты как-то не по адресу подошел…

Я хотел им сказать, что виделся с ней не раз и не два – но не мог сказать, они бы не поняли, что такое не раз и не два, они моментально забывали все. Я хотел сказать, что помню ее – но не мог, они бы все равно не поняли, что такое помнить…

Я не знаю, что бы было дальше – парни были много крепче и сильнее меня, их было много, кажется, больше сотни – когда весь наш мир как будто всколыхнулся, вздрогнул, пронеслось – набатом над нами:

— Падаем!

— Земля-а-а-а!

Я не поверил себе. Земля… слишком жутко, слишком неожиданно, чтобы быть правдой. Все время кажется, что земля – это не со мной, это не сейчас, это где-то там, в бесконечно далеком будущем, еще успею налетаться, напорхаться, на… А вот и не успел, и душа замирает в страхе, как в первые секунды полета – ай, ах, не сейчас, нет, не надо, не…

Кто-то кричал возле меня – я узнал ее голос, ее крик, я подхватил ее, легкую, воздушную, удивительно невесомую, она даже не сопротивлялась, когда я ее обнял. На несколько мгновений исчезло все – небо, земля, тучи, теперь казавшиеся бесконечно далекими, страх, ветер – были только я и она, а может, не было ни меня, ни ее, что-то единое, что-то…

А потом мы упали на землю.

Странно – это не было ни больно, ни страшно, я ждал смерти – и не умирал, она лежала подле меня, испуганная, дрожащая, кажется, тоже ждала смерти – не умирала.

— Вот видишь… — осторожно сказал я, — ничего не случилось… а мы боялись…

— Не случилось…. ты что, совсем жизни не знаешь? Сразу-то никто не умирает, время пройдет… Это еще не смерть… но уже не жизнь…

— Уже не жизнь, — повторил я.

Лежали рядом. Смотрели в небо, такое далекое, такое недоступное для нас теперь. Хотелось обнять ее – снова, быть может, в последний раз – но боязно было разрушить торжественный покой еще не смерти, но уже не жизнь.

— Слушай… — спросил я почему-то шепотом, — ты… в загробную жизнь веришь?

— Глупый, — она горько рассмеялась, — кто ж в нее не верит, это правда и есть.

— Ну что через несколько жизней… снова такими же будем?

— Будем, конечно. Снова упадем с неба.

— Ну так… чего мы волнуемся тогда, извелись все… время пройдет, вот и увидимся снова…

— Ай, глупый… ну ты что, правда жизни совсем не знаешь? Мы же тогда не вспомним ничего… вот как переродимся в новое начало, вот так и забудем все… все, как есть…

— Что забудем, я вот не собираюсь ничего забывать… Я какой-то ненормальный, наверное, все парни повидаются с девушками разок – и забудут, а я тебя помню…

Что-то холодное, тусклое подбиралось к душе – наверное, это и была смерть.

— Бедный ты… вот так и будешь помнить в других жизнях, когда я тебя забуду…

— А ты не забывай… Ты же любишь меня?

Я почти не видел ее – тусклая пелена заволакивала мир вокруг.

— Спрашиваешь! – ответила она совсем тихо.

— Значит… — я хотел сказать, не забудешь, мысли путались, я не успевал их собрать.

Вокруг стало совсем темно и тихо.

— Как… как тебя зовут? – спохватился я.

Я думал, она спросит – тебе зачем? – она потянулась ко мне, как будто пыталась что-то сказать, не успела, навалилась темная пелена, потом не было ничего.

Я очнулся на земле – большой и белой.

Очнулся – и даже сам не сразу понял, кто я.

Я тоже был большой и белый, я казался себе огромным после… после того маленького и тонкого, чем я был. Я вспоминал – и не мог вспомнить, кем я был, мое прошлое было отделено от меня смертью и воскрешением – двумя слишком надежными барьерами.

Мое прошлое…

Почти забытое, почти стертое, прошлое, из которого осталась только она – имени которой я не знал.

Шло время – я понемногу осваивался в своем новом облике, поначалу таком непривычном – чуть погодя он стал мне родным, я не мог представить себя в другом обличье. Когда десять дней сменились десятью ночами, я понял, что я – белая гора, высокая и блестящая, я умею искриться на солнце и мерцать в свете луны. Вокруг было много таких гор – белых, сияющих, каждая гора считала, что она выше всех и смеялась, когда другие горы говорили, что они выше нее.

Чуть погодя у меня появилась своя армия – это было тем более странно, что я не хотел никакую армию, я не созывал никакую армию, я никого не призывал и не брал присягу. Но армия появилась, их было семеро, они приходили ко мне каждый день, объявили меня своей империей, катались по моим склонам на санях и на лыжах, укрывались в моих пещерах, строили на мне замки.

Они-то и защищали меня – когда другая армия пожелала завладеть мною, восхищенная красотой моих склонов и моих белых замков. Армия пришла с других белых гор, их было больше, они были неплохо вооружены – и с рассвета до заката кипела битва, и летели снаряды. В какой-то момент мне даже подумалось, что на мои склоны придет другая армия, и будет владеть мной и называть меня своей империей. Но бой завершился, и моя армия победила, и склоны мои огласились восторженными криками.

Я подумал, что так будет всегда.

Подумал – и судьба посмеялась над моими думами, и через тринадцать дней и тринадцать ночей я почувствовал, что умираю. Что странно – на меня никто не нападал, никто не завоевывал меня и не бомбил снарядами – меня убивало солнце.

Медленно, но верно – меня убивало солнце.

Я еще пытался скрыться куда-то, — как будто ледяная гора может скрыться, я еще пытался утешить себя, сказать, что это ненадолго, вот сейчас отгорит проклятое солнце – и все станет хорошо. Но солнце разгоралось все ярче – и сжигало меня дотла.

На этот раз я умер как-то неожиданно, даже сам не понял, как умер – я увидел себя мертвым, аморфным, бесформенным, я падал и падал со склонов – куда-то, сам не знаю, куда. Я еще пытался удержаться, зацепиться за что-нибудь, — но скользил и скользил вниз по склону холмов куда-то, где плескалось холодное море.

Беспомощный, бесформенный я упал в море, и волны поглотили меня. Я ждал, что пойду ко дну – но почему-то не шел ко дну, а чуть погодя с удивлением понял, что могу плыть.

Плыть по морю… так неожиданно, такое новое, непривычное чувство – и все-таки я не поддавался ему до конца, все-таки я заставлял себя вспоминать, как был чем-то легким, воздушным, уже не помню, чем, как-то я жил тогда – уже не помню, как, тогда была она – уже не помню, кто, и я должен встретиться с ней, встретиться снова…

Темная тень мелькнула мимо меня, еще одна и еще. Что-то заставило меня сторониться этих теней, что-то подсказывало мне, что ничего хорошего от них ждать не приходится, что-то…

А потом я вспомнил…

Акулы…

Никогда не думал, что мне придется уплывать от акул, вообще никогда не думал, что я встречусь с ними, легкими, острозубыми, с темными спинами и белыми боками…

Еще одна… еще… бог мой, сколько их тут, так и снуют вокруг меня, и негде укрыться…

— Эй, ты чего?

— А?

Я смотрел на него – подплывшего откуда-то сверху, я не понимал, кто он, что-то подсказывало мне, что он – такой же, как я.

— Ты чего от акул шарахаешься, рыб, что ли, никогда не видел?

— Так они же меня съедят…

— Ишь чего выдумал… съедят они тебя… делать им больше нечего, нашего брата есть? Странный ты… или из новеньких, что ли?

— Похоже на то…

— Ну… чувствуется, что ты жизни не знаешь…

— А что здесь вообще делают?

— Кто делает?

— Ну… такие, как мы…

— Да что делают, все делают… весь океан в твоем распоряжении. Мир без границ. Хочешь, в кругосветное путешествие отправляйся. Хочешь, найди себе какую-нибудь тихую гавань, только это больше старики по тихим гаваням прячутся. Хочешь, вон, к коралловым берегам махни, там наши строят из кораллов замки…

— Ясно… — я кивнул и тут же спохватился, — а мы кто такие?

Он посмотрел на меня недоуменно – кажется, я спросил какую-то глупость, что-то очевидное. А может, наоборот – то, чего никто не знал…

А потом я поплыл к коралловым берегам – в новой жизни, где не было границ, где не было ничего, кроме бесконечной свободы.

Я так и не успел добраться до коралловых берегов.

Судьба распорядилась иначе – я был живым взят на небо.

Я даже испугался, когда это случилось – так резко, так внезапно, я почувствовал, что растворяюсь – но не в воде, в воздухе, помню, еще отбивался, еще пытался уйти от беспощадного солнца, жгущего со всех сторон, еще нырял в глубину – но что-то как будто вытаскивало меня наружу, выхватывало, сжигало, растворяло – сильнее, беспощаднее…

Смерть – успел подумать я, додумал, когда уже воскрес, тут же устыдился своей мысли, в минуту воскрешения неприлично думать о смерти. Сила – могучая и беспощадная – все так же поднимала меня к солнцу, но больше я не отбивался от этой силы, мне было здорово быть никем, легкой пустотой, растворенной в пустоте, лететь вверх – казалось, к самому солнцу.

Здесь-то – между небом и землей – пришло Откровение.

Не знаю, как назвать… я видел себя малой снежинкой, брошенной из туч и летящей на черную осеннюю землю. Я видел себя снежной горой, выросшей из снежинок – на гору забирались мальчишки, бросали друг в друга снежками. Я видел себя ручейком воды, стекающим с холмов в бескрайнее море, я видел себя волной, плывущей по океану к дальним берегам…

И я видел себя облаком пара – летящим в небо, к самым звездам.

Сейчас бы и вправду подняться в небеса…

Нет… я должен сделать что-то… Что-то очень важное, настолько важное, что даже череда прожитых жизней не смогла стереть из памяти это важное…

…что-то…

…поднимаюсь выше…

…что я должен, черт возьми…

…выше, до звезд…

…какая-то миссия…

…ай, ах – падаю.

Еще пытаюсь ухватиться за что-то – не могу, беспомощно скольжу вниз, вниз, кажется, кричу, не слышу своего крика. Вспоминаю, что так уже было – бесконечно давно, бесконечно много жизней назад, я вот так же падал из ниоткуда в никуда, вот так же ветер носил меня куда ему, ветру, вздумается, вот так же…

Но, черт возьми, я должен был найти что-то очень и очень важное…

— Привет!

Я завертелся, увидел подле себя что-то легкое, белое, воздушное.

— Тебе чего?

— Ты что… — она подлетела ближе, — это же я.

— Очень рад.

Что ей от меня нужно, этой белесой… как бы от нее отвертеться, ведь мне некогда, жизнь такая коротенькая, а надо успеть найти что-то, что-то очень важное…

— Да что ты, — она, легкая, невесомая, летела за мной по пятам, — это же я, я…

— Очень рад. Ты. Ну, пока.

Я метнулся от нее прочь – жизнь была слишком короткой, чтобы размениваться на какие-то мелочи…

— Ты что? Не помнишь?

— Да ничего я не помню… За столько жизней разве что упомнишь, столько сделать надо, вспомнить бы еще, что…

Я снова отвернулся, нырнул от нее подальше в снежную кутерьму. Надо спешить, что-то я должен сделать, вспомнить бы еще – что.

                                               2011 г.