Парадоксы творчества

Дисклеймер:

может вызвать неконтролируемое горение мягких тканей вокруг седалищного нерва;

Контент:

ярая отповедь, наглая проповедь, затем слабое утешение и робкая надежда.

Примерно такой эффект хочется производить на людей каждый раз убеждая, доминируя, но вот что-то пошло не так:

Типовой кошмар: ты плывешь по озеру, уверенно рассекая воду, и вдруг оказываешься в вязком, вонючем, хлюпающем болоте. Твои мощные гребки застревают в этом тянущем киселе, ты тонешь, тебя накрывает паника. Ты совершаешь тысячу мелких бессмысленных движений; лихорадка, жар, озлобленность искажают восприятие, рисуют внешний мир полем боя за безнадежно идущую ко дну самооценку.

Совсем другое существо: прямоходящее, говорящее, но не Homo Sapiens. По крайней мере типичный, зазнавшийся представитель вида с верхотуры эволюции от собрата отказывается, отмахивается, выдавливает хоронить за церковную оградку. И если зорко всмотреться, внезапных отличий действительно набирается достаточно.

Сколько раз такое было: ты ждешь не один год, уж весь извелся, почти перегорел, но вот выходит, выходит: новое произведение любимого творца! ты хватаешь и поглощаешь жадно (или наоборот – эстетствуешь, тянешь, смакуешь), а в результате – изжога, тошнота, боль от разочарованья…

ведь очень хочется, правда? Слава, деньги, статус, плюс фанаты, внимающие каждому слову, вожделеющие хоть клок с недоступного тела. Только святой с двадцатилетним стажем аскетизма и суровой схимы осмелится осудить за это.

Самая читающая в мире страна разучилась читать. Библиотеки и книжные магазины живописуют прелести постапокалипсиса. Тысячи авторов прозябают в нищете и безвестности; на весь русскоязычный мир последние лет 20 нет культовых писателей кроме Пелевина. И никогда уже не будет.

Уж 30 лет миновало, как мерзкий выродок искусства – соцреализм был благополучно закопан за кладбищенской оградой истории, и всё прогрессивное человечество выдохнуло спокойно: казалось, что беззастенчивая пропаганда и наглая промывка мозгов канет в лету вместе со своими легендарными пращурами – киностудией им. Довженко, и ее разжигающими испанский стыд «шедеврами»: «Аэроград», «Земля» и остальной назойливой лицемерной клоунадой.

Семь миллионов лет назад окончательно разделились два вида: человек и шимпанзе. И за это титаническое время, через тысячи и тысячи поколений, сквозь десятки расцветших и рухнувших цивилизаций, можно было создать что угодно, можно было улететь в космические е@#ня, освоить полгалактики, а мы (люди, не шимпанзе) придумали «Пусть говорят» и «Дом-2», бьюти-блоги, «Инстаграм» и «ТикТок»; придумали, размножили, уткнулись поникшими тыквами в мерцающие мониторы и отекли мозгами. Обезьянки долго ржали. И отказались от эволюции.

Мое любимое стихотворение – «Alone» Э.А. По: «From childhood’s hour I have not been as others were, I have not seen as others saw…» И с детства же не избывает кошмар, что прокрустово ложе уготовано именно мне, ибо окружающая масса стремится всегда растворить в себе, укоротив всё выступающее, неравновеликое, а особенно тревожащие, злые, непопулярные мысли. Но куда бедному человеку податься с его маргинальным мнением? Только в литературу: социум проповедует конформизм, покладистость и лицемерие, а писатель всегда в той или иной мере (которую задает творчество как таковое) индивидуалист и оригинал.

Не то рабство, конечно, что отменили в Америке в 1865 году, а у нас даже на четыре года раньше. И вовсе не то, когда в подвале Донцовой сидят на цепи 15 голодных выпускников литинститута и лудят посменно на пяти стареньких перегретых компьютерах бессмертные ея опусы в количестве 40 штук в год.

Тут немного о другом.