The tempest

We are such stuff

As dreams are made on, and our little life

Is rounded with a sleep

Буря, беспощадная и неистовая, словно тысяча демонов ада, бушевала над островом. Она тревожила сон Калибана – дикарю чудился в ней голос Просперо, жестокого хозяина, что  каждую ночь насылал духов мучить своего нерадивого раба. Но в этот раз, как видно, даже духи страшись бури, поднявшейся над пустынным владением мага – ни один из них не терзал Калибана. Он терзал себя сам.

— Твоя мать была алжирской ведьмой, Сикораксой. Столь ужасны были преступления ее, что ведьму изгнали, заключив на этом острове –  и даже убивать ее не стали, не желая осквернять себя ее черной кровью. Здесь она  умерла, производя на свет тебя, ублюдка от связи с демоном-инкубом. Ты так же должен был издохнуть, но воля к жизни твоя была сильна – ты питался трупом матери, подобно отвратительному шакалу. Таким я и нашел тебя.

Слова Просперо, те, что он любил повторять, желая причинить своему рабу страдания не только физические, но и духовные. Они вгрызлись в память Калибана, словно клещ в плоть, жестоко терзая его. Мать! Он не помнил ее, не знал, но каждый раз, когда думал о ней, то ощущал, что тяжесть, сковывающая его, отступает. Просперо быстро узнал об этом. И с тех пор стал повторять свой ужасный рассказ.

-Ты не мог даже толком выразить свои желания – только мычал, подобно животному, которым, несомненно, и являешься. Из жалости я обучил тебя речи. Из жалости я исправил изъян твоей плоти, отучив питаться мертвечиной. И как ты отплатил мне? Грязный раб!

В холодном поту и судороге пришло пробуждение. Буря ревела, подобно жуткому зверю, исполинскому и ненасытному. Калибан чуял ее колдовскую природу, ощущал пляску духов, направляющих ее. Он выполз из своей норы, сырой и затхлой, подставляя тело неистовому ветру. Его хлестало бичами дождя, молнии освещали силуэт его. Распрямившись, Калибан раскинул руки, всецело отдаваясь стихии – и на миг показалось ему, что это он правит бурей, он повелевает ветром и волнами, направляет молнии. То было чудесное наваждение, пьянящее, словно кубок вина, которым когда-то давно поил его Просперо.

Все исчезло так же быстро, как появилось. Он снова стал собой – дикарем Калибаном, сыном ведьмы, выродком демона. Ему снова тяжело стало держать спину прямо, стоять на ногах, не опираясь о землю руками. Ветер бросал спутанные волосы в лицо, они намокли и липли к коже, темно-зеленой, словно болотная жижа.

Нужно было спешить – иначе хозяин будет гневаться. Нужно было принести дров и воды, растопить очаг и убрать в пещере. Калибан двинулся навстречу ветру, к горе, в склоне которой устроил себе жилище маг.

В пещере было тихо и темно. Сложив вязанку дров у входа, Калибан набрал хвороста и бросил его в очаг, где тлели рубиновые угли. Жар облизал сухие ветки, язычки его, сначала робкие, поднялись вверх по тонким прутьям, с каждой секундой все более разрастаясь. Наконец, огонь взял свое, с жадностью поглощая древесину. Неясный свет озарил пещеру. Калибан, осторожный подобно мелкому хищнику, оглянулся, потянув носом воздух.

— Никого, — сам себе произнес он. – Неужто маг и дочь ушли? Так рано, в такую бурю?

Он подошел к постелям, тронул одеяла, подушки.

— Холодные. Ушли. Куда?

Призрачный огонек, вспугнутый им, поднялся над кроватью Просперо, затанцевал, словно пылинка на ветру, затем полетел в дальний угол пещеры, отгороженный от остального пространства широким полотном. Калибан последовал за ним, как завороженный наблюдая за причудливой пляской духа. Оказавшись у занавеси, он замер. Просперо никогда не позволял своему рабу заходить за нее, точно хранил там нечто особенно ценное. Рука сама потянулась к занавеске, в нерешительности застыв перед ней. Призрачный огонек кружился над головой, выводя замысловатые петли.

— Что там, дух? – Калибан поднял взгляд к нему. – Что скрывает Просперо? Даже собственную дочь он не скрывал от меня. Что же здесь?

Рука схватила занавес, сминая ткань в ладони.

— Он меня накажет. Он обрушит на меня всю ярость духов, которых держит, точно псов в цепях.

Пальцы задрожали, уже готовые разжаться.

— Нет! Он не узнает. Его здесь нет!

Рывком он откинул полог и шагнул вперед. Свет очага не проникал за плотную ткань, вокруг властвовала тьма, напополам рассеченная узкой желтой полосой – щелью в которую проникал свет очага.

Здесь были книги. Множество книг, стоящих одна за одной на высоких полках. Тяжелые фолианты в грубой коже, свитки, перевязанные шелковыми лентами, пергаментные листы, скрепленные печатями. Пожелтевшие страницы покрыты были странными символами и зловещими рисунками. Они были непонятны Калибану, но он чувствовал скрытую силу, исходящую от них. В нерешительности водил он узловатыми пальцами по мягкому пергаменту, ощущая тонкий узор загадочных надписей.

Звук шагов заставил его вздрогнуть и замереть. Двое вошли в пещеру – он узнал тяжелые шаги Просперо и легкую поступь Миранды, его дочери. Раздался голос Миранды, трепетный и нежный:

— Какая ужасная буря! Сознайся мне отец, ведь это ты устроил ее? Мне казалось, что потоки горящей смолы низвергались с небес, а волны бросались им навстречу, поглощая неистовое пламя. Я видела корабль – несчастные моряки! Ведь среди них наверняка были и праведники! За что же им такая доля?

Голос ее дрожал от волнения.

— Не тревожься, — голос Просперо заставил Калибана сжаться. – Я все устроил так, чтоб все остались живы. В их смерти у меня нет нужды.

Голос приблизился – Просперо шел к своей библиотеке.

— Куда запропастился Калибан? Он был здесь – принес дрова и разжег костер. Наверное вернулся в свою нору, бездельник.

— Отец, ты жесток. Этот дикарь ужасен, но он служит тебе.

— Калибану не дано понять доброты и сострадания. Только боль и насилие держат его в узде. Если бы не моя жестокость, он мог бы совершить ужасные вещи. Ты видела, как он смотрит на тебя?

— Да. Каждый раз мне делается страшно от этого взгляда. Отец, а правда ли, что он питался мясом своей умершей матери, когда мы пришли сюда?

— Откуда ты это знаешь? – в голосе Просперо проступил гнев. — Это он тебе сказал?! За это я…

— Нет, отец! Я случайно услышала, как ты говорил это ему. Так это правда?

— Не сейчас. Сегодня провидение моих врагов прибило к этим пустынным берегам. Час мщения настал. Усни теперь, дочь моя. Мне же многие дела предстоят.

Тишина воцарилась в пещере, только мерный треск дров в очаге да завывания ветра снаружи нарушали ее. Наконец Просперо заговорил снова, тихо, словно обращаясь к самому себе:

— Не нужно знать тебе об этом, Миранда. И Калибан, мерзкое отродье, тоже должен оставаться в неведении. Когда я совершу законную месть и покину этот проклятый остров, вотчину изгнанника, то оставляя его, скажу в лицо, что мать его Сикораксу, я убил. Чтоб завладеть ее колдовством я вырезал и съел ее сырую печень. Паутиной лжи я оплел ее сыновей. Теперь же, их руками, свершится и мое отмщенье.

Калибан замер, ощущая, как гнев поднимается в нем, заполняя все естество. Ложь! Обман! Просперо – вот кто убил мать, вот кто вкусил ее мертвой плоти!

Когти до боли впились в кулаки, проступила кровь, тяжелыми каплями упав на каменный пол. Зубы сжались до боли, глаза заволокло красным. Звук шагов известил, что маг покинул пещеру. Дрожа от ярости, Калибан вышел из-за полога.

— Сыновей? – слепо глядя перед собой, спросил он. – Сыновей, ты сказал? Разве не был я единственным сном Сикораксы?

* * *

— Ты все исполнил, как приказал я? О буре?

Просперо, стоял на краю утеса. Перед ним клубилось причудливое сплетение невидимых потоков, казалось, лишенное постоянной формы, каждое мгновение изменяющееся тысячей разных способов. То был дух, могущественная сущность, всецело подчиненная магу.

— Да, хозяин, исполнил в точности. Помнишь ли ты свое обещание? Сегодня истекает срок моей службы…

— Молчи! – Просперо вскинул посох, принуждая дух умолкнуть. – Как смеешь ты напоминать мне об этом. Или ты забыл, от чего я избавил тебя?

— Не забыл… — прошептал дух едва слышно. Маг усмехнулся. Седая его борода развевалась на ветру.

— Так знай тогда, что я могу обречь тебя на муку еще более страшную, чем обрекла тебя алжирская ведьма. В расщепленную сосну она заключила тебя – я же заключу в могучий дуб, если вздумаешь перечить мне.

Он замолчал тяжело дыша. Дух застыл в неподвижности, сделавшись почти совершенно неразличим.

— Я помню обещание свое – сегодня до заката служба продлится. Не дольше.

Движение воздуха перед магом усилилось, и на мгновенье даже стало казаться, что это пляшет обнаженная мужская фигура.

— Благодарю тебя, хозяин. Я с радостью исполню любую волю твою. Но… позволь спросить тебя…

— Что ты хочешь знать?

— Ты наделен великим умом и многими знаниями. С собой привез ты книги, в которых мудрость древняя сокрыта.

— Это так.

— Скажи, не встречал ты упоминания о том, кто я? Кто породил меня, как появился я на свет?

— Нет. Не встречал – теперь иди. Исполни в точности, что я сказал тебе.

Ариэль, могучий воздушный дух, покорный воле Просперо, улетел. Ему не трудно было устроить все по слову мага – будь на то нужда, он мог бы утопить весь этот остров и снова поднять его из глубины. Он и сам не знал пределов своего могущества – как и не знал самого себя. Просперо освободил его из жуткой тюрьмы, куда, по словам мага, поместила его мертвая ведьма Сикоракса. Сам Ариэль не помнил этого. Вначале он знал лишь боль, вне времени и пространства, а после – службу Просперо, который обещал отпустить его по прошествие пятнадцати лет службы. Был еще Калибан, странный уродец, отчего-то вызывавший в духе какой-то внутренний трепет. Ариэль видел как по прошествии лет старился Просперо и взрослела его дочь – но Калибан оставался неизменным – и с каждым годом маг все более гневался на него, поручая Ариэлю и другим духам все более изощренные издевательства над несчастным. Иногда духу казалось, что Калибан больше других знает о нем самом и об этом острове – но не мог спросить его, поскольку говорить с дикарем Просперо запрещал.

Устроив все, как указал хозяин, дух, в ожидании облетал пространства острова. Пустынным и унылым быо это место. Леса здесь поражены были неведомой хворью, деревья сохли и умирали, а звери – болели и голодали. Земля здешняя с каждым годом становилась все более сухой рыхлой, будто покрываясь странной ржавчиной, а ручьи высыхали заиливались.

К удивлению своему, он увидел Калибана, не занятого привычным рабским трудом, но слепо бредущего посреди вымершего, пустого леса. Деревья, иссушенные неведомой порчей, протягивали к нему сучковатые свои лапы, сгибаясь под напором неистового ветра, молнии били в вершины сосен, поджигая их подобно факелам. Во взгляде дикаря крылась печаль, такая глубокая, что дух не смог сдержать себя.

Он спустился к Клибану, осторожно коснувшись его плеча.

— Кто здесь? – дикарь вскинулся, тревожно озираясь. – Просперо снова насылает духов для моих мучений?

— Нет, — Ариэль встал перед ним. – Я не причиню тебе вреда.

— Кто ты? – Калибан не мог видеть духа. Тщетно он озирался, пытаясь найти его. – Покажись! Зачем ты здесь?

— Ты опечален чем-то глубоко. Я лишь хотел узнать, что послужило причиной тому?

— Дух! – дикарь опустил голову, опершись рукой о высохший ствол. – Зачем тебе знать это? Чем ты поможешь? Я узнал сегодня, что Просперо мать мою убил, чтоб завладеть могуществом ее. Он печень сырую вырезал из тела и поглотил!

— Сикораксу? Но он же говорил…

— Он лгал!

В этот момент странным казалось все происходящее Калибану. Будто бы не с духом он говорил, а сам с собой – и сам себе отвечал. Странно и болезненно это было. В этот момент, словно бы внутри у него само зародилось:

— Просперо в великой тайне хранит сосуд один. В нем порошок. То печень сушеная. Я видел не раз, как он по шепотке порошок этот добавляет себе в питье.

Наваждение спало – эти слова произнес дух, а не дикарь, хотя оба в тот момент не могли бы различить, чьи уста проронили эти слова.

— Где этот порошок? – спросил негромко Калибан.

— Он прячет его в постели своей, в подушке. Мне нужно уходить.

— И я уйду.

* * *

— Я все исполнил.

Просперо, сидя у очага, отстраненно наблюдал, бесконечную пляску огня. Ариэль был тих и задумчив, говорил мало. Ветер тяжело и надсадно выл за стенами пещеры – буря все еще бушевала снаружи.

— Что с ними?

— Безумие овладело ими. Страх расплаты лишил их разума.

— Хорошо. Готовь корабль, буди команду. Несчастных этих я здесь оставлю, пусть сполна вкусят все то, на что меня бесчестно обрекли. И после я исполню обещанье…

— Хозяин…

— Что еще?

— Как умерла Сикоракса? Ведьма из Алжира?

— Зачем тебе? Что за день такой сегодня – все норовят о ней спросить! Уж не вернулась ли призраком она из ада, где ей гореть положено?

— Нет.

— Нет? Ну вот и ладно. Не знаю я о смерти Сикораксы. Лишь тело ее остывшее на острове нашел я – и Калибана-выродка.

— Как странно.

— Едва ли. Ты сам был жертвой рук ее.

Просперо, как завороженный, смотрел в огонь. Невидимый ему, в пещере появился Калибан. Крадучись, он прошел за спину магу и пробрался к постели. Ладони пытливо сжали подушку, нащупав зашитый в ней сосуд, рванули тонкую материю. Просперо обернулся на звук.

— Презренный раб! Ты что задумал? – глаза его расширились. Вскочив, он выставил вперед посох. – Ариэль! Останови его!

Но дух остался неподвижен. Калибан, сорвав пробку с сосуда, запустил в него руку. Маг, шипя от гнева, бросился к своей библиотеке. Сорвав прочь занавес, он выхватил один из фолиантов. Рука дикаря тем временем, извлекла из сосуда щепоть бурого порошка.

— Остановись! Остановись, иначе я испепелю тебя!

Дикарь поспешно сунул пальцы в рот.

Все замерло, будто бы кто-то незримый и властный единым жестом остановил бег времени. Даже пламя словно застыло, вдруг утолив вечную свою жажду. Маг с ужасом смотрел на Калибана, на сосуд выскользнувший из рук дикаря. Не в силах поверить происходящему, он обернулся к Ариэлю – только для того, чтобы увидеть, как дух растворяется, полностью исчезая. В тот же самый миг необъяснимое движение воздуха возникло вокруг Калибана, словно облачая его в незримые латы.

— Свершилось, — произнес тот гулко. – Заклятие разрушено.

Просперо задрожал. Гнев и страх наполняли его, захлестывая друг друга. Калибан заговорил снова.

— Теперь я помню все. На остров ты приплыл, где мать встретила тебя, как гостя. Прельщенный колдовским искусством ее, ты задумал злое – ночью ты убил ее, похитив могущество, а меня, неотвратимой мести страшась, заколдовал. Я оказался разделен. Одной из сущностей ты дал могущество и разум, другой же – волю. Так каждая из половин не в силах была противостоять тебе: одна, могла понять, но не имела сил противится, другая – могла противится, но не могла понять. Случайно я услышал слова твои о том, как мать убил ты. Ты думал, что месть твоя близка и вскоре ты покинешь этот остров, утратил осторожность – но слышал сказанное я тобой.

Он стал наступать на мага, медленно и неотвратимо. Теперь только Просперо осознал вдруг, сколь огромен и силен Калибан. Могучие мышцы его бугрились под грубой кожей, руки похожи были на стволы молодых деревьев. Очередной порыв ветра ворвался в пещеру, взметнув над очагом сноп кровавых искр.

— В раба меня ты обратил! Ты проклинал судьбу за то предательство, что над тобой свершили – но сам ты так же поступил! Убийца! Предатель! Могущество колдовское для тебя было превыше жизни!

Просперо с ненавистью взглянул на Калибана.

— Ублюдок! Порожденье грязной ведьмы и демона! Ну что же ты – сверши же месть! Убей меня, и кончим с этим!

— Нет, — Калибан остановился, нависая над стариком. – Смерть для тебя – пустая кара. Лишь избавленье принесет тебе она. Способ иной я уготовил убийце матери. Сожгу твои я книги – все до одной, и здесь тебя оставлю, одного. А тех, кого ты на безумие обрек, я исцелю. И дочь твою с возлюбленным, я заберу отсюда. А ты останешься один, один здесь до скончанья века! Так никому не навредишь ты боле. Таков мой приговор.

* * *

Миранда не спрашивала об отце. Казалось, она понимала, что он совершил нечто ужасное, не скрылась от нее и перемена в Калибане. Попутный ветер уносил корабль прочь от пустынной земли, где среди пепла древних томов оставался бессильный и опустошенный маг. Те, кого он думал покарать, так же были на борту – безумие оставило их. Глядя, на исчезающий в туманной дымке остров, они вспоминали Просперо, герцога Миланского, что в народе прозвали Моро, ужасного колдуна, чьи чары раньше опутывали город, подобно злой паутине. Тринадцать лет назад он был пленен и свергнут – и лишь спустя тринадцать лет злодейства его окончательно были пресечены.

— Все кончилось для вас нежданно, — говорил им Калибан. – Как сон прошло. Ведь все мы созданы из вещества того же, что и наши сны. И наша маленькая жизнь вся сном окружена. Приходит время – и уходим мы, как этот остров, не оставив даже следа по себе. Что было с нами – правда иль виденье? И не знаете уже. Все кончилось, как буря, которая сегодня ночью вас настигла.

Похожие статьи:

Рассказы → To be, or not to be...