Публикации

…Предрассветный влажный туман ещё не рассеяли лучи солнца, когда показались первые контейнеровозы: огромные, похожие на океанские лайнеры. Ворота свалки распахнулись, пропуская в своё чрево этих монстров, и уже не закрывались: с этой минуты поток мусоровозов будет только нарастать, чтобы иссякнуть только через пару часов – когда проснется основная масса жителей муравейника-­мегаполиса, и его улицы забьют пробками люди на машинах, спешащие по делам.

Сразу после обеда у Адама заболел зуб. Он так удивился, что даже не сразу сообразил зафиксировать этот факт на визор. Прибор, естественно, выдал совет обратиться в ближайшую ремонтную мастерскую. Пришлось выбираться из Сада и расконсервировать допотопный флаер – «ближайшая» оказалась в паре сотен километров, для киборга – пару минут лета, а для Адама с его флаером – почти час. Хорошо еще управление у машины оказалось не ручным...

Через границу нас везли на «мерсе» с тонированными стеклами. Про водителя, чей бетонного цвета бритый затылок уже натер мозоль на глазах, нам было известно только то, что его зовут Кирилл, – был он не более разговорчив, чем бампер или капот вверенного ему авто, и это немного напрягало – Мишка, по-моему, немного нервничал, да и я, признаться ощущал себя ощипанным куром, да еще и не в своей тарелке.

Когда краб был молодым, он действительно был синим, но теперь он стал бледно-голубым, морщинистым и поэтому очень ворчливым.

Родился он в японском городе Нагасаки под рукой одного пожилого японца, который поселил его на ключице одного моряка, который на остров Кюсю (его еще иногда называют Киу-шиу) попал совершенно случайно, как впрочем, и в этот кабак, где он принял изрядную дозу сакэ. Моряка тогда звали Ваней и это было его первое заграничное плавание.

Делать нечего, да и не хочется ничего. Осень. Зябко.

Мысли, как сонные мухи, ползают, шевелятся в голове, цепляются одна за другую. Им хочется чего-то, нового, необычного, яркого…

Информация удалена по требованию роскомнадзора

Иду, похрустываю битым стеклом, наступаю на осколки, заляпанные свежей кровью, даже не вздрагиваю. Из открытой машины на весь двор орет радио, хочу возмутиться, прислушиваюсь – не возмущаюсь:

— Итак, ведем прямой репортаж из Челябинска, дорогие слушатели, убедительная просьба присылать свои сообщения, свои впечатления от увиденного, постараемся разобраться, что же все-таки случилось…

Вообще-то это сон, самый настоящий. Я редко успеваю запомнить то, что мне снилось, но тут случай был особенный: я проснулся от того, что умер. И мне захотелось это описать.

Сергей вышел из экзаменационного зала, сжимая от злости кулаки и цедя сквозь зубы: «Сссволочь. Ууу сссволочь».

Какой-то неприметный студент посмотрел с усмешечкой, мол — учиться надо лучше, чтобы потом не ругаться. Да еще и кивает с деланным сочувствием:

— Завалили?

— Восьмерка! — выкрикнул Сергей.

— Так нормально, — пожал тот плечами.

Коммуникатор мелодично запиликал — знакомый сигнал, вызывают с какого-то самолета, который сейчас не в воздухе, а на ярусе. Виктор быстро вдавил кнопку, услышал озадаченный мужской голос:

— Борт полста девятнадцать, стюард. Где пассажиры? Эскалатор подали, а пассажиров нет.

— Здравствуйте. Прежде всего: как к вам обращаться?

— Э… Виктор.

— А вы, видимо, Мартин.

— Точно!

— Надеюсь, мне представляться не нужно. Докладывайте.

— Э… робот сошел с ума.

Отряд размеренно бежал между развалин. Давно уже, но дыхание не сбивалось, пот не заливал глаза, разгрузки не тянули к земле — хорошо в виртуальности воевать, удобно, весело. Не больно, когда ранят, не страшно, что убьют. То есть, могут убить, но понарошку.

Виталий давно уже понял, что свернул не туда. Его предупреждали, что дорога на базу отдыха плохая — а бывают хорошие проселочные дороги? — но эта какая-то вообще неезженая, травой заросшая, едва угадывается. А сейчас сезон, должны ездить на базу отдыхающие и обслуга. Надо разворачиваться, но вокруг сплошные кусты неизвестного Виталию растения, не хочется машину царапать.